А 54 Злобный критик (сборник статей)
скачатьРоман АрбитманЗлобный критик Липецк 2009 ББК 83.3Р-7 А 54 Арбитман Р.Э. А 54 Злобный критик (сборник статей) – Липецк, “Крот”, 2009. 60 стр. В сборник статей саратовского критика Романа Арбитмана вошли тексты, опубликованные санкт-петербургским журналом «FANтастика» под рубрикой «Колонка злобного критика» в 2007 – 2008 годы. без объявл. Техническое обеспечение: С.Соболев. www.s3000.narod.ru http://velobos.livejournal.com/ Сдано в набор 15.01.2009. Подписано в печать 06.02.2009. Формат А4½. Ок8. Бумага типографская № 1. Гарнитуры Times, Arial, Courier. Заказ № 54. Тираж 100 экз. © Арбитман Р.Э., статьи, 2007, 2008, 2009 © В.Владимирский, предисловие, 2009 © “Крот”, 2009 Критик номер раз Роман Арбитман сегодня — № 1 среди отечественных критиков, активно работающих с фантастической литературой. Говорил это неоднократно и повторю еще раз. Ироничный, остроумный, едкий, крайне субъективный, руководствующийся только собственными представлениями о том, «что такое хорошо и что такое плохо», неудобный для большинства писателей — то есть именно такой, каким и должен быть настоящий журнальный критик. На то и щука, чтоб карась не дремал. Коллегам есть чему у него поучиться. Впервые я встрелися с Арбитманом на «Интерпрессконе-93». Роман Эмильевич, гордый и торжественный, получал тогда «Интерпресс» за сборник критических статей «Живем только дважды» (этот раритет до сих пор хранится в моей библиотеке), а я впервые участвовал в конвенте в качестве члена оргкомитета. Вроде бы всего пятнадцать лет прошло, а кажется, что минула целая эпоха... Помню скандалы 1990-х, связанные с именем Арбитмана — кое-кто из горячих питерских фантастов, помнится, даже грозился «публично дать ему по хлебалу». До рукоприкладства в тот раз, к счастью, дело так и не дошло, но порезвились оппоненты изрядно. Помню отзыв (весьма нелицеприятный) Арбитмана о моих первых рецензиях, публиковавшихся в легендарном фэнзине «Двести»... В общем, много веселого случалось в те дни на нашей делянке. Сегодня «преподаватель Р.А. из Саратова» почти отошел от внутрифэндомовской жизни. Член Академии русской современной словесности, уважаемый автор «толстых» литературных журналов давно не бывает на конвентах, да и в Москву/Петербург выбирается лишь от случая к случаю. Тем не менее его рецензии и статьи по прежнему вызывают шквал эмоций — не говоря уж о книгах. Мистификация «Роман Арбитман. Биография второго президента России», вышедшая недавно в Волгограде за авторством Льва Гурского, при тираже 800 экземпляров была отрецензирована всеми профильными СМИ, от глянцевой «Афиши» до сетевого «Питербука», и послужила причиной пары сетевых свар. С тем большей гордостью могу сказать, что и я в некоторой степени причастен к появлению книги, которую вы держите в руках. Авторская рубрика Арбитмана «Колонка злобного критика», с моей подачи выходившая в петербургском журнале «FANтастика» почти два года, по замыслу, разумеется, не оригинальна. Еще в 2002-2003 годах, в почившей ныне «Звездной дороге» Роман Эмильевич вел «Арбитманию», где невзирая на лица довольно жестко подтрунивал над отечественными и зарубежными фантастами. Но и это не первый случай: когда-то давным-давно начинающий писатель-детективщик Лев Гурский регулярно публиковал свою колонку в газете «Книжное обозрение» — могу только пожалеть, что эти выпуски не сохранились в моем архиве. К счастью, «Колонке злобного критика» не грозит судьба быть «погребенной в периодике». Более того — есть надежда, что многие из «героев» этих заметок наконец познакомятся с высказываниями Арбитмана — ни для кого не секрет, что российские фантасты в большинстве своем не только друг друга не читают, но и «жанровую» прессу обходят стороной. Надеюсь, благодаря этой книжке, выпущенной липецким «Кротом», ситуация изменится. Может быть, кому-то даже придет в голову не топать ногами на критика, багровея лицом, не швырять в него банановой кожурой, а «подправить что-то в консерватории». Шанс, конечно, исчезающе мал, но почему бы не поверить в невозможное, как советовал классик? Мы ведь с вами, товарищи, фантасты, или где?.. Василий Владимирский, 01.02.2009 ^ Словарь определяет слово «злоба» как «чувство гневного раздражения». Совсем иное значение имеет словосочетание «злоба дня» – «то, что волнует, интересует общество в данный момент» (выражение восходит к евангельскому «довлеет дневи злоба его», то есть «довольно для каждого дня своей заботы» – или, по Жванецкому, «неприятности надо переживать по мере их поступления»). Когда петербургский журнал «FANтастика» предложил мне вести ежемесячно «Колонку злобного критика», я тотчас же согласился, поскольку имел в виду оба значения: я был готов раз в месяц откликаться на то, что меня интересует в момент написания каждого материала. Некоторые из этих текстов, опубликованных в 2007 – 2008 году, больше похожи на рецензии, другие – на эссе, парочка – на пародии, а по меньшей мере одна (или, может, не одна) – на сердитую перепалку с оппонентами. Буду рад, если мои колонки заставят кого-нибудь о чем-нибудь задуматься. Впрочем, если эти колонки читателей просто сильно разозлят, я буду знать, что хотя бы полдела сделано. РЕЙХОЛЮБЫ-ЧЕЛОВЕКОНЕНАВИСТНИКИ Московское издательство "Эксмо" (совместно с "Яузой") выпустило сборник "Чайки над Кремлем". Оформлен том хитро: неискушенный читатель, обнаружив на обложке всего два имени – Андрей Лазарчук и Сергей Переслегин, – решит, будто книга есть тандем двух названных фантастов. Однако оба присутствуют раздельно. Повесть Лазарчука "Мы, урус-хаи" невелика по объему и ранее публиковалась как минимум дважды; прочие же вещи, включенные в книгу (рассказы К. Еськова, Н. Мазовой и др.), погоды здесь тем более не делают. Таким образом авторство центральной вещи в сборнике, повести "Ночной кошмар", принадлежит Сергею Переслегину. В предисловии составитель Владислав Гончаров посвящает пару старательно-неловких абзацев защите "Ночного кошмара" от вероятных "неправильных" толкований, словно пытается амортизировать возможную читательскую реакцию после знакомства с текстом. Кажется, составителю немного стыдно и стремно. И есть отчего... Прежде, чем вести разговор о повести Переслегина, позволю себе нелирическое отступление. Не мною замечено, что кое-кого из российских фантастов поразил вирус опасной болезни. Сей недуг называется рейхофилия. Заболевшие индивидуумы начинают испытывать симпатию к одной из самых омерзительных флуктуаций мировой истории – гитлеровской Германии. Причем испытывают они эту симпатию не втихаря, но стараются ее всячески прокламировать в подведомственном им жанре. Знатокам отечественной фантастики удалось даже вычислить одного из первых заболевших – маститого писателя, экс-редактора еженедельника "Семья", а ныне члена Общественной палаты Сергея Абрамова. В повести "Тихий ангел пролетел" (1993) тот описал последствия возможной победы Третьего рейха во второй мировой. И если западные фантасты рассматривали подобный вариант с ужасом (см. "Человека в высоком замке" Филипа Дика), то наш соотечественник явил миру едва ли не утопию. Все, что у Дика выглядело символом конца цивилизации, у Абрамова оказалось всего лишь бытовой неприятностью. Крепкий рубль, сытые бюргеры, мудрая правящая (национал-социалистическая, само собой) партия – что, дескать, тут плохого? Живи да радуйся... Как и заряженное оружие, жанр альтернативной истории крайне опасен в неумелых руках. Данный прием творческого исследования реальности, выстраданный западными фантастами, нам достался дуриком, практически на халяву, вместе с упавшей с неба свободой слова, сникерсами и баночным пивом. А то, что получено даром, и проматывается на раз – гуляй, рванина! Начальство ушло, все дозволено, и ура. Да и сам Большой Брат, по правде говоря, навредил перед уходом. Советская пропаганда обличала нацизм в режиме non-stop многие годы подряд. Постепенно эти обличения становились все более скучными, дежурными и неталантливыми. Так что когда СССР схлопнулся, далеко не все пишущие сумели преодолеть соблазн перевернуть тележку с яблоками и отмыть добела коричневого кобеля. Известно, что запретное притягивает. Рейх был игрушкой – красивой (парады, эполеты, выправка), эффектной (чего стоит обаяшка Мюллер из телесериала!), соблазнительной и до поры недоступной. Едва только препоны растворились, к желанной игрушке потянулось множество крепких рук и слабых голов. На прилавках возникли пластмассовые модели "тигров" и "мессершмитов", а фантасты принялись населять свои сочинения бравыми гитлеровцами в полной экипировке. Примеры? Их немало. Мне уже доводилось писать о романе Алексея Евтушенко "Отряд" (М., "Эксмо"): взвод красноармейцев и взвод гитлеровцев захвачены инопланетянами, которым совместно противостоят. Впоследствии из советско-немецких профи получается отличный сводный отряд, каковой космические демиурги решили использовать для полезных межгалактических дел. По мнению автора, экс-противникам делить нечего. И наши солдаты, и фашистские – одинаково славные парни, вне зависимости от покроя мундира. Да и пулеметчик германский – просто мастер своего дела... А вот еще пример, уже совсем свежий – первый том эпопеи Андрея Семенова "Иное решение" (СПб., "Крылов", 2007). Автор придумывает сюжет о едва не увенчавшихся успехом сепаратных переговорах СССР и гитлеровской Германии в 1942-м и, похоже, искренне жалеет о несбывшемся. Дескать, как бы хорошо было, кабы наш Усач договорился полюбовно с немецким Усатиком, и западные плутократы, привыкшие загребать жар чужими руками, получили бы по сусалам! Временами, конечно, автор книги спохватывается и отпускает фюреру пару-тройку негативных эпитетов, но восхищение мощью рейха в итоге все равно перевешивает. Автор умиленно описывает социальные блага, доступные обывателям благодаря неустанной заботе фюрера, "экспрессивного и энергичного" военачальника. Разве не досадно, что исторический эксперимент вождя НСДАП провалился? Разве, мол, нельзя позволить фюреру – хотя бы в отдельно взятом произведении – одержать заслуженную им победу? А? Мысль о том, что Гитлеру непременно следует дать шанс на выигрыш (пусть и в рамках ролевой игры), главенствует в "Ночном кошмаре" Переслегина. "Я симпатизирую немецкому лагерю", – без экивоков признается повествователь. По его мнению, фюрер не просто играл за Германию, "фюрер жил Германией" и оттого не мог себе позволить проиграть. К тому же Гитлер, по Переслегину, первенствовал "в некоем магическом уровне включенности в ситуацию". В общем, заглавный ночной кошмар в итоге ожидал не нацистов, но наших соотечественников, побежденных уже на первом этапе войны... За два года до этой публикации Переслегин напечатал в одном столичном журнале статью "Вторая мировая война: Мифы и реальность", где признался в рейхолюбии. Аккуратно. Сперва – скороговоркой – написал про плохое: тоталитаризм, война, лагеря. А уж затем, с чувством, с пафосом про замечательное: "Рейх – это гордый вызов, брошенный побежденным торжествующему победителю, квинтэссенция научно-технического прогресса, открытая дорога человечества к звездам". Про "дорогу к звездам" – это, наверное, автор имел в виду детище Вернера фон Брауна, ракетные снаряды "Фау", поубививавшие тысячи англичан. Однако в перевернутом сознании нашего фантазера убойная сила реактивных снарядов – как раз "миф" второй мировой войны, а вот "реальность" – космическая составляющая Пенемюнде. Недаром в повести "Ночной кошмар" фюрер командует Вернеру фон Брауну: мол, от ваших налетов на Лондон толку нет, да и негуманно. Сосредоточьте-ка, партайгеноссе, свои усилия на проектировке межпланетных ракет. Полетим на Луну и на Марс. Словом, дух захватывает от перспектив. В упомянутой журнальной статье Переслегин искренне сокрушался: ах, гибель такой интересной цивилизации, как гитлеровская, – "невосполнимая потеря" для человечества. Перестарались союзники. Увы: чем дальше уплывает от нас в прошлое Третий рейх, тем больше у нас находится охотников обратить историческую трагедию в забаву для взрослых. Когда-то чудилось, будто после Освенцима нельзя сочинять стихи. Теперь выясняется, что после Освенцима можно даже сочинять целые тома про "упущенные возможности Гитлера" и постфактум указывать ему, каким манером ему нужно было добиваться мирового господства. Кабинетные умники с профессорскими бородками, потирая пухлые ручонки, принялись азартно перестраивать прошлое: знакомые паззлы – "мировая бойня", "расовые законы", "гестапо" – перемещались на периферию, а в центре оказывались блестящие стратеги-фельдмаршалы, чудная дисциплина, "мировой лед", "Анэнэрбе", волнующая мистика СС и тому подобное. Из рейха стали лепить таинственно-притягательную Атлантиду в стиле fantasy. Незаметно война стала войнушкой, миллионные жертвы – крестиками и ноликами, оккупанты – нестрашными оловянными солдатиками. Из простых, как пфенниг, мясников Гиммлера и вовсе понастрогали загадочных ландскнехтов Зла в черных доспехах. Эдаких, знаете, дартов вейдеров, которые занимались не крематриями, но исключительно магией, поисками Грааля, Ковчега и прочими занимательными фокусами... Что ж, еще пару десятилетий таких игр – и следующее поколение будет уверено, что во второй мировой войне маги-в-черном сражались с Шамбалой, а под конец все дружно улетели на Марс. ^ Спрут Дядя Сэм совсем оборзел. Тянет свои звездно-волосатые щупальца практически к самому святому. Недавно Сергей Лукьяненко, общаясь в онлайне с читателями "Комсомольской правды", разоблачил ужасный заговор Голливуда. Мол, американские господа нарочно затягивают со съемками новых "Дозоров", имея целью "прекратить выход слишком успешного российского проекта". О да, Сергей Васильевич! Зримо представляешь себе, как собираются на тайную вечерю Стивен Спилберг, Джордж Лукас и Питер Джексон и за рюмкой виски обсуждают, как бы половчей нагадить нашему Лукьяненко. А то, мол, паренек высоко взлетел; того и гляди подорвет благополучие голливудских мэтров. Спилберг как человек гуманный предлагает лишь мягко придушить "Дозоры" по финансовой части, зато пылкий Джексон, конечно, советует не мелочиться, и сразу послать в Москву киллера: у него, у Джексона, кстати, есть на примете один парень, Энди, берет недорого и работает чисто... Американцам есть чего бояться: они – народ выдуманный, их история короче голубиного клюва, и та ненатуральная. То есть про Колумба и ковбоев – еще так-сяк правда, а в промежутке и после – сплошные лакуны, недомолвки и недоглядки. Убивали ли ихнего Линкольна или шлепнули какого-то другого старца Авраама с похожей бороденкой? Был ли в природе Перл-Харбор или янки бомбили сами себя? Высаживался ли вообще Армстронг на Луне или Луну изготовили в Гамбурге из сыра и тайно привезли на студию "ХХ век Фокс"? Короче, сплошной туман, полная энигма, вопросы без ответов. К счастью, есть на свете народный академик Трофим Денисович Фоменко со своей гениальной теорией, которая решает все проблемы сразу и ставит, наконец, мировую историю с головы на ноги. Раз уж академик недавно доказал, что портрет Моны Лизы Джоконды написал наш Валентин Серов (назвав ее "Девочка с персиками"), а московский князь Юрий Долгорукий и шведская принцесса Пеппи Длинныйчулок – одно и то же лицо, мы можем, руководствуясь тем же прогрессивным методом, раскрыть подлинную, не мистифицированную, историю американской фантастики. Которая, как вы сами понимаете, никакая, к чертям, не американская, а исключительно наша. Значит, так. Запоминайте. Эдгар По и Роберт Говард – это на самом деле, разумеется, Александр Пушкин и Николай Гоголь. Совместно с Амброзом Бирсом – то есть Иваном А. Крыловым – Пушкин написал ставшую хрестоматийной басню "Ворон на мосту через Совиный ручей" (в финале умирающая птица каркает: "Nevermore!" – и кусок сыра выпадает из клюва в воду, назло лисице). Именно Пушкину, кстати, обязан Гоголь идеей долгоиграющего фэнтезийного проекта, сквозным персонажем которого стал запорожский казак Конан, саблей и кулаком сражающийся с разнообразной фольклорной нечистью. Начав с рассказов из цикла "Кром-и-Митрогород" ("Конан близ Диканьки", "Конан против Утопленницы", "Как поссорились Конан с Дойлом" и др.), Гоголь сочинил два сценария ("Женитьба Конана" и "Конан-ревизор"), затем переключился на повести ("Портрет Конана", "Нос Конана" и др.), а под конец жизни создал масштабное эпическое полотно о загробных похождениях своего ге- роя, под мрачноватым названием "Конан в царстве Мертвых Душ". К сожалению, после очередного приступа депрессии Гоголь покончил с собой, оставив недописанным второй том эпопеи. В разные годы завершить труд Гоголя пытались Спрэг де Камп (он же Сенковский), Лин Картер (Лермонтов), Пол Андерсон (Аксаков) и другие. Однако удача пришла, лишь в наши дни, к Роберту Джордану – то бишь Александру Твардовскому, – автору поэмы "Конан на том свете"... Однако мы несколько забежали вперед. Вернемся к истокам. Хьюго Гернсбек – на самом деле Даниил Андреев и Василий Головачев в одном лице. Он родился в Днепропетровске в 1884 году, в 1926 году (то есть при нэпе) переехал в Москву и стал издавать журнал "Удивительные истории". Неудивительно, что позднее он угодил в сталинский лагерь, где и сочинил свою знаменитую "Розу Мира Цэ 41 Плюс". При Хрущеве его реабилитировали (а "Розу Мира" – нет), при Брежневе приняли в Союз писателей (но "Розу Мира" все-таки не печатали), так что самые тиражи начались уже после горбачевской перестройки, когда писатель не просто опубликовал многострадальное сочинение, но и додумался противопоставить мерзким жруграм спецназовца Матвея Соболева. Успех общеизвестен. Идем дальше. Генри Каттнера и Кэтрин Мур по-настоящему зовут Андреем Лазарчуком и Ириной Андронати. Дебютировали они не слишком удачным циклом рассказов о Хогбенах (семье подземных чернобыльских мутантов с суперспособностями), а вот мировую известность приобрели после выхода романа "Марс Экклезиаста" – в соавторстве с Фредериком Брауном (псевдоним нашего Михаила Успенского, блестящего новеллиста). Главным героем книги стал славянский бард-воин Редедя Киплинг, получивший посмертную жизнь. Позднее успех знаменитого трио попыталась повторить Мэри-Даниэла Семенова (девичья фамилия – Симмонс), написавшая цикл романов о древнеславянском поэте-оборотне Иване Купале (Китсе). К сожалению, даже две лучшие книга цикла, "Волкорион" и "Закат Волкориона", были встречены сдержанно: многих утомил переизбыток англицизмов. Писатель Орсон Скотт Кард – в действительности не кто иной, как Эдуард Вачаганович Геворкян. Родился в Хараноре, учился в Ереване, как фантаст дебютировал в Москве. Там же, в альманахе "НФ", увидела свет самая знаменитая его вещь "Правила игры Эндера" – о мальчиках, из которых растят спецов по космическому геноциду. Печатная публикация фурора не произвела, зато когда ее без спроса вывесили на американском халявном портале, число скачиваний за три месяца достигло шести миллионов. Коллеги советовали подавать в Гаагский трибунал на хозяина интернет-ресурса, однако Геворкян предпочел честную дуэль на шпагах и был убит. Потому-то полный цикл "Хроники Эндера" пришлось дописывать его лучшим друзьям – Сергею Жарковскому (он же Роджер Желязны) и Евгению Филенко (историки американской SF, пытаясь выдать и этого нашего писателя за своего, придумали ему несуразное имя Джек Финней). Подлинное имя Уильяма Гибсона – разумеется, Владимир Васильев. Отец современного киберпанка родился в 1948 году в Николаеве (тогда – Украинская ССР) и, не закончив даже средней школы, прямо с котомкой отправился в Москву. Первая его книга "Нейромансер. Без страха и упрека" открыла читателям т.н. "виртуальную реальность" еще задолго до появления первого персонального компьютера. Тема была продолжена в романах "Свет или слава", "Грузовики овердрайв" и получила свое наиболее емкое воплощение в рассказе "Ванька-мнемоник". Уже в наши дни рассказ был экранизирован на "Мосфильме", роль дельфина сыграл К. Хабенский. Тот, кого американцы именуют Робертом Асприном, на самом деле носит имя Дмитрий Емец. Главный герой его юмористического цикла "М.И.Ф." (расшифровывается как "Мефодий И Фсе"), Мефодий Буслаев занимается мелким колдовством в обстановке, максимально удаленной от земной. Помогают нашему герою демон Реваз, дракончик Пыхалка и девочка Таня, хозяйка летающего волшебного контрабаса (на котором герои, собственно, и путешествуют между мирами). Забавно, что некая англичанка – чьи имя мы из жалости опустим – однажды попыталась присвоить образ Тани, сменив героине пол. Конечно же, попытка интеллектуального пиратства была замечена милицией и пресечена в международном аэропорту "Шереметьево-2". Объем статьи не позволяет даже перечислить всех соотечественников, нагло приписанных американцами к своему пантеону. Вот Святослав Логинов, злостно переделанный в Стерлинга Ланье (не хочется даже вспоминать, в какую гадость чуть было не превратился добрейший сантехник Еров, отправленный путешествовать дорогою широкой!). Вот Олег Дивов, шустро перекрашенный в Филипа Дика (простые оптимистичные сновидения перегрузили психоделическими глюками – для превратного их толкования). Вот Федор Саберхаген, чья настоящая фамилия Березин. Естественно, придуманные Федей огромные черные корабли-берсеркеры еще с 1967 года бороздили просторы именно нашего Большого Театра, а не каких-нибудь там занюханных Метрополитен-оперы и Карнеги-холла. Вот Кирилл Бенедиктов, опущенный до примитива Гордона Диксона. Вот Александр Громов, упрощенный до Гарри Гаррисона. Вот Дмитрий Скирюк, скрюченный до Клиффорда Саймака. Вот Дмитрий Володихин, чей гордый имперский порыв стиснут вялыми сарказмами Курта Воннегута. Вот блестящий Леонид Каганов, наскоро перекрашенный в дюжинного Джеймса К. Ганна. Вот деликатный Юлий Буркин, из которого слепили кровавого перверта Клайва Баркера. С особым цинизмом янки попытались превратить нашего поэтичнейшего Вячеслава Рыбакова в какого-то замшелого Рэя Брэдбери: с Башни из слоновой кости американцы под покровом ночи спустили на землю очаг, грубо попытались растопить его книгами, перевели Цельсия в Фаренгейта. Но преступная авантюра не удалась... Да, мы чуть не забыли о Роберте Шекли – писателе, которого американцы более других хотели бы выдать за своего. Но не тут-то было! Восстанавливаем справедливость. В реальности Роберта звали Петр Петрович, фамилия его была Шмидт, воинское звание – лейтенант. Автор многих сатирико-фантастических новелл прожил, увы, недолго: еще в начале минувшего века он по недоразумению оказался в эпицентре восстания матросов на крейсере "Очаков"; после поражения мятежа скрывался у фэнов в Одессе, затем в Киеве, где заболел и скоропостижно умер. В память о нем основана "Академия Шмидта", состоящая из его литературных детей и выпускающая одноименный ежегодник в издательстве "Эксмо"... Впрочем, это – "уже совсем другая история", как сказали бы наши знаменитые фантасты Аркадий и Борис. Ошибочно именуемые Жюлем и Гербертом. ^ ВСЕЙ ЛИТЕРАТУРЫ Значит, так. Иисус, доживший до преклонных лет, оставляет человечеству тайный манускрипт. Тот, кто его найдет, научится воскрешать мертвых, ходить по воде, аки посуху, превращать воду в вино et cetera. Основное действие разворачивается уже в наши дни. Бравые агенты ФБР – супергерой-мыслитель Натан Лав и эскимоска-валькирия Кейт Нутак – долго не могут понять: почему жестоко убиты разработчики научного проекта "Лазарь", чего именно добивается таинственный маньяк и маньяк ли он на самом деле. Читателю проще. Едва среди действующих лиц появится некто в сутане, он-то и должен стать главным подозреваемым. Правда, еще не факт, что подозрения оправдаются в полной мере... Все вышеизложенное – лишь начало истории длиной в две тысячи лет и шесть с половиной сотен книжных страниц. Хотя автор "Последнего Завета" (СПб., "Азбука-классика") – француз Филипп Ле Руа, над его романом явственным образом витает хорошо различимая тень американца Дэна Брауна, создателя "Кода да Винчи". В фамилии "Браун" вообще есть что-то мистическое. Вернер фон Браун, изобретатель снарядов "фау", едва не стер с лица земли Лондон. Эммет фон Браун, создатель машины времени, внес страшную путаницу в историю. Наконец, именно Дэну Брауну человечество обязано эпидемией фантастико-эзотерических детективов. Забавно, что нечто по-настоящему значительное в этом жанре было создано за много лет до "Кода да Винчи": роман "Имя розы" Умберто Эко и поныне считается вещью культовой, но армии подражателей у этой книги не было и нет. А вот Дэн Браун, многократно удешевивший историческую часть, вызвал к жизни литературное цунами. После выхода в свет "Кода да Винчи" уже невозможно писать в соответствующем жанре без оглядки на брауновский опыт построения фабулы. Отныне в книгах такого рода желательны библейские мотивы (на грани кощунства – дабы возмущение церковников добавило пиара) или, как минимум, исторические тайны спекулятивного свойства, а также чудеса науки (чтобы не отвратить поклонников science fiction) и приключенческая фабула (дабы перестрелки, мордобой и расчлененка по ходу сюжета держали читателя в тонусе). Проигрывают те авторы, которые кокетливо делают вид, будто никогда не слышали ни о каком "Коде да Винчи" и до всего додумались сами. Выигрывают те, кто честно признаются в здоровой зависти к собрату-романисту и цинично намерены откусить немножко от чужой славы. Филипп Ле Руа – без сомнения, циник. Он не отклоняется схемы, от удачно опробованной его предшественником... Было бы странно, если бы процесс браунизации не затронул и нашу страну. Первым удачливым отечественным "браунитом" стал выпущенный издательством "Ad Marginem" Арсен Ревазов со своим "Одиночеством-12" и богатым опытом интернет-промоушна. Издательство "ЭКСМО" запустило серию "Русский интеллектуальный роман-загадка", в рамках которой солировал Влад Доронин с "Кодом Наполеона" (герои ищут напоеоновский автограф с координатами некоей святыни) и "Печатью евангелиста" (темные силы охотятся за старинной иконой; под слоями краски – цитируем аннотацию – "таится древнее изображение, способное изменить привычное представление о ходе истории, а значит, повлиять на судьбы мира"). Издательство "АСТ", явившее нам "Код да Винчи" по-русски, доверило роль отечественных инкарнаций Брауна Василию Горлову, автору "Кода Маннергейма" (наши современники ищут запрятанную Маннергеймом тибетскую святыню, "способную пошатнуть основы христианского мира"), и Николаю Буянову, автору "Гобелена императора". О книге Буянова – чуть подробнее. Действие разворачивается в двух временных пластах. В наши дни сыщики расследуют несколько таинственных убийств и одно похищение исторических реликвий. А в начале XIX века между тем раскладывается иной сюжетный пасьянс: благородный шевалье Анри Тюмирье, один из соратников герцога Энгиенского, мечтает отомстить Бонапарту за убийство сюзерена. Два временных пласта соединены не столько заглавным гобеленом, сколько золотым медальоном герцога. Вещица дошла из глубин минувшего до наших дней весьма извилистым и кровавым путем. Войны, революции, репрессии, блокадный Ленинград... Уже в новорусские годы медальон оказывается в эпицентре запутанных происшествий с участием видного олигарха, его бодигарда, прекрасной дамы и прочих привычных уже типажей современной российской pulp fiction. Признаться, детективный сюжет сам по себе сделан Николаем Буяновым не очень чисто: многие обстоятельства опираются на роковые совпадения, а психологические мотивировки поступков ряда персонажей порой сомнительны (трудно например, поверить, что видный скрипач готов похоронить свою биографию и готов удариться в бега ради золотой вещицы – пусть даже большой ценности). Однако Брауновский опыт плюс обращение к фигуре "корсиканского чудовища" спасает эту книгу российского автора от финансового провала – точно так же, как Наполеон помог выкарабкаться упомянутому выше Владу Доронину. И жизнь императора, и его смерть (естественная? насильственная?) уже стали и еще станут основой сотен литературных произведений. "Наполеон Бонапарт вообще был полон тайн – и тогда, и теперь, – рассуждает одна из современных героинь романа, загадочная француженка мадам Блонтэ. – Он был настоящим гением во всем: в любви, в политике, в войне..." И еще о Наполеоне. В финале великой гоголевской поэмы помещики и чиновники, озабоченные идентификацией Чичикова, задумываются: а не Наполеон ли он? И не исключают такой возможности. Вслед за Бонапартом и сам Гоголь может стать объектом сочинения в брауновском духе – благо тайн в жизни писателя хватало. Сюжет романа Николая Спасского "Проклятие Гоголя" (М., "ОЛМА") весьма экзотичен. 1953 год. Сталин только что умер, к власти рвется Берия. Ему в голову и приходит в голову интересная мысль: в качестве доказательства смягчения политического режима в СССР взять и канонизировать Николая Васильевича Гоголя – писателя, одинаково уважаемого и коммунистами, и антикоммунистами. Беда в том, что, по слухам, покойный классик был некрофилом. Более того, где-то в Риме вроде бы хранятся секретные документы, этот факт подтверждающие. А ну как эти бумаги добудет подлое ЦРУ, опубликует их и сорвет канонизацию? Агент советской разведки в Италии, молодой человек с оперной фамилией Гремин, получает задание в кратчайшие сроки найти и изъять компромат на давно покойного писателя. По пятам Гремина следует еще один охотник за документами – бывший махновец, бывший уголовник, а ныне святой отец Федор. Но и ЦРУ не дремлет: американцы подозревают, что у Гремина совсем иное задание – подготовить покушение на главного итальянского коммуниста Пальмиро Тольятти. Правда, и сами янки не прочь уконтропупить Тольятти, но крайне обидно, если это сделают конкуренты. Николай Спасский – разумеется, не писатель и с изящной словесностью связан по касательной. Он много лет прослужил нашим послом в Италии, он знает и любит эту страну – ее ландшафты, архитектуру, музеи; он хорошо разбирается в кулинарии и винах. Фон повествования вполне достоверен, да и сама безумная фабула, придуманная Спасским, могла бы стать основой лихой сатирико-детективной фантасмагории "Нашего человека в Гаване" Грэма Грина. Но убийственная и удушливая серьезность произведения экс-посла вкупе с его желанием непременно раздеть классика догола все портят категорически. Вместо изящного кунштюка нам представлено нечто плоское, в жанре бульварно-газетного "разоблачения": ах, Гоголь был некрофилом, вяжите его! Да какая нам разница, любил или не любил Гоголь мертвых? Главное, что он написал "Мертвые души"... Впрочем, игра на поле Брауна может и не быть совсем провальной – если авторам удается избежать пафоса. Неплохой оказалась задумка "плутовского романа" Максима Чертанова и Дмитрия Быкова "Правда" (СПб., "Амфора"): два соотечественника воспользовались тем же кодом с развлекательно-издевательской целью. Роман предназначен той аудитории, что может оценить все пределы авторского глумления над историческими персонажами и знакомыми со школы фактами. Как и в романе Брауна, здесь возникает Лувр – правда, на мгновение, чтобы Надежда Константиновна Крупская могла застыдиться висящей в музее обнаженки и поспешно сбежать. Соавторы переворачивают исторические события с ног на голову. Надежда Константиновна оказывается фальшивомонетчицей, Сталин – глухонемым полуидиотом, Богданов – вампиром, Каменев с Зиновьевым – парочкой содомитов, а вечный козел отпущения Троцкий – революционным поручиком Киже, ни лица, ни тела не имеющим. Как и у Дэна Брауна, имеет место подмененные исторические документы. Но если в "Коде да Винчи" речь шла об "отретушированном" в пользу христианских догматов Новом Завете, то у Чертанова-Быкова фигурируют номера дореволюционной "Правды" – бульварной газеты, задним числом превращенной в рупор революции. Есть и тема скрываемого царского происхождения: оказывается, Ленин – незаконнорожденный сын императрицы Марии Федоровны, а Дзержинский – вообще из рода Рюриковичей. В качестве мистического символа выступает Кольцо Власти, из-за которого Ленин с Дзержинским и затеяли революцию. Но если Ильич выведен безобидным гулякой, игроком и бонвиваном, то Железный Феликс – сущий демон. Он и убийца, и растлитель малолетних, и предатель, и заговорщик... Поначалу фокус, придуманный авторами, забавляет (Ленин организует фальшивые похороны Баумана, встречается с Толкиеном в психушке, в "наперсток" выигрывает деньги у немецкого Генштаба и т.п.), однако создатели книги теряют чувство меры, и оттого авторский прием быстро приедается. Фирменное быковское умение нанизывать словеса становится навязчивым и утомительным. В "Коде да Винчи" пять с половиной сотен страниц, в "Правде" (если пересчитать по формату) примерно столько же. Увы, никакой анекдот не может быть многостраничным.
|
Ваша оценка этого документа будет первой.
Ваша оценка: 