I. пока не вымерли, как динозавры
вернуться в начало
| скачать ^ Бочкин, Смирнов, Цесарский, Севенард-старший... Фамилии людей, которые будили воспоминания, рождали горечь и сожаление: умерла та страна, хорошая, плохая - неважно, важно - твоя, умирала та профессия, навсегда, на время - неважно, важно, что для тебя -навсегда. Эстафета прерывалась. Кто теперь помнит героев труда Андрея Ефимовича Бочкина и Семена Григорьевича Цесарского? Что от них, "сталинских соколов", героев довоенных и послевоенных пятилеток осталось "в памяти народной"? Разве что улица Бочкина в Дивногорске да улица Цесарского в Мурмашах. У каждого очевидца свой Бочкин и Цесарский. Для одних - популисты, митинговые крикуны, для других - плоть и кровь народная, для Горина - руководители, созвучные эпохе... Из осколков не склеить волшебного зеркала, в котором бы ожили эти люди. Но пока остались те, кто ними работали, пусть их рассказы сохранят хотя бы осколки. Намерение посвятить отдельную главу тем, кто стоял "у истоков" Красноярскгэсстроя, возникло у Горина после встречи с Севенардом-старшим. Отец главного строителя дамбы вместе с Цесарским - отцы-основатели Красноярскгэсстроя, начинали еще до Бочкина и Смирнова. Был такой "посадочный" довоенный анекдот. Бежит по улице газетчик: "Шесть условий Сталина, три копейки цена, грош цена каждому условию". Товарищ Сталин в период построения социализма сформулировал шесть важнейших условий, которые все должны были знать назубок. Наиважнейшее условие: "Кадры в период реконструкции решают все". И были выдвинуты в годы пятилеток такие кадры, которым было дозволено решать все. * * Однажды при встрече Ю.К. Севенард обронил, что на днях приезжает в Петербург на несколько дней его отец. - Юрий Константинович, хотелось бы с ним встретиться и поговорить. - Я его попрошу о встрече, но не обещаю, все-таки 88 лет. По дороге домой Горин вспоминал телепередачи последних лет, где было пролито столько слез по маковкам затопленных Рыбинским водохранилищем церквей. Севенард-старший возглавлял строительство Рыбинской ГЭС. Значит он тот антихрист, который затопил церкви по маковки. Что он скажет? О чем вспомнит? О том, что перед войной планы по сводке леса с ложа водохранилища выполнялись на тридцать процентов? Гнали основные сооружения. Вряд ли. Скорее всего, вспомнит, что пускалась Рыбинская ГЭС осенью военного 1941 года, что тогда было не до маковок, что в битве за Москву не последней была Рыбинская ГЭС: она спасла столицу от энергетической смерти. А читатель пусть помнит и то, и другое. Да, такие как Константин Севенард, не выполняли плана по сводке леса. Но их детище помогло отстоять Москву. И пусть читатель решает: судить К.Севенарда или считать героем-спасителем Москвы. И пусть мысленно поставит себя на их место, перед выбором: "Немцы под Москвой. Что делать? Топить или не топить?" Константину Севенарду восемьдесят восемь. Старики такого возраста обычно выглядят неряшливо, дома облачены в пижамы, халаты, старые тренировочные. Этот подтянутый, даже несколько франтоватый: белая рубашка, галстук, серые брюки, темные очки. Больше шестидесяти пяти не дашь. На спинке стула пиджак с орденскими планками. Как бы невзначай, Горин подошел к стулу рассмотреть орденские колодки: медалей за победы над Германией и Японией не заметил. Видимо, не воевал. - Извините, что я в темных очках. Две операции на глаза, сбриты брови и ресницы, заменили почти все: новые хрусталики и еще что-то. После первой операции врачи думали, что не выживу. ^ - Своей родословной особенно не интересовался. Так что ничего определенного о роде Севенардов сказать не могу. Родился в Осташкове Тверской губернии. Отношусь к пятому поколению российских Севенардов. Первый Севенард эмигрировал из Франции в наполеоновскую эпоху. Разговоры о том, что Севенарды - родственники маршала Е. Богарне, реальной почвы не имеют. Мой старший брат, будучи в первую мировую войну в экспедиционном корпусе во Франции, пытался отыскать семейные корни. Но ничего определенного не узнал. В анкете происхождения не скрывал. Писал "из дворян". Учился в ленинградском электротехническом. Покойный Иван Васильевич Егиазаров открыл там специальность "гидроэнергетика". Было всего два выпуска. Потом в ЛЭТИ остались только слаботочники, а все связанное с энергетикой в Ленинграде сосредоточилось в политехническом. Иван Васильевич, не выдержав конкуренции с Александром Александровичем Морозовым, уехал из Ленинграда к себе в Армению. Мы были первым его выпуском. Это 1930 год. Диплом мой был - проект Убинской ГЭС на Алтае. После окончания несколько выпускников, и я в том числе, поехали на Алтай. На Алтае начинал заместителем главного инженера строительства Ульбинской ГЭС. Проектировали ленинградцы — проектная группа Свирьстроя под командой Ржевского, консультантом был американец, профессор Торпен. Основное сооружение — каменнонабросная плотина высотой 50 метров с экраном из лиственницы, верховая грань почти вертикальная - десять к одному. Сегодня вряд ли рискнули бы возводить такое смелое сооружение. Ничего, стоит. Долго работал главным инженером треста Алтайстрой. Строил не столько гидротехнические сооружения, сколько заводы на рудном Алтае - Лениногорск, Усть-Каменогорск. На Алтае пробыл двадцать лет. Там родились дети, Юрий, его сестра. В 1948 году вызывают в Москву и предлагают сменить Инюшина на строительстве Иртышской ГЭС. (Не путать с монтажником Инюшиным сыном, упомянутым в первой части записок - З.Г.). С Инюшиным мы были старые знакомые, очень не хотелось ехать на место живого дееспособного человека. Я стал отказываться. Мою просьбу удовлетворили и отправили на восстановление Верхне-Волжского каскада. Так я попал на Рыбинскую и Угличскую ГЭС. Рыбинская ГЭС пускалась в спешке в первые месяцы войны. Здания ГЭС не было, оба работавших агрегата были под временными шатрами, под грудами строительного мусора. Это их и спасло. Прилетели немцы бомбить. Бомбы сбросили неудачно, в водохранилище. Потом прилетели разведчики фотографировать. Увидели мусор и обломки и решили, что ГЭС уничтожена. Никаких маковок я не затапливал, приехал после войны, в 1948-ом восстанавливать. Надо сказать, что перед войной тогдашний начальник Главгидроэнергостроя Б.Е.Веденеев был категорически против большей части затоплений, ратовал за обвалование мелководий. Не послушались. Страна готовилась к войне. Будь я моложе, вышел бы с предложением организовать акционерное общество по возвращению затопленных земель Верхнего Поволжья за право владения осушенными землями лет на пятьдесят. Всю Волгу сейчас не поднять. Был такой проект. Предлагали его в свое время Н.И.Рыжкову. Общая стоимость - миллиардов тридцать в ценах застойного периода. А Рыбинское и Угличское водохранилища - вполне; процентов шестьдесят затопленных земель можно вернуть. Потом, когда строили Горьковскую ГЭС, таких безобразий не позволяли, Костромскую котловину обваловали с помощью гидромеханизации. Горьковскую ГЭС построили быстро: первый агрегат пустили в 1955 году, а через год— все восемь. Первым секретарем обкома тогда был Игнатов. Он предложил мне перейти в совнархоз, возглавить строительство. Хорошее было время. Пятьдесят восемь строительных организаций, разобщенность, неразбериха. Постепенно наладили взаимодействие. Придумали "горьковский метод строительства жилья". Суть метода в следующем. Обращаешься на Горьковский автозавод: "Вам жилье нужно? Сможете выделить 200 человек рабочих, не корректируя плана завода?" Находят. Идешь на кирпичный завод: "Жилье нужно? Сможете сверх плана дать под будущее жилье ... штук кирпича?" И так далее. Потом запретили. Решили, что метод не социалистический. Сам Никита Сергеевич Хрущев приезжал знакомиться с нашей работой. Я делал доклад на бюро обкома о наших планах. После моего доклада Хрущев говорит: "Ничего у вас не получится". Я стал возражать. Игнатов меня ногой под столом. Вижу - генеральный раздражается. Спохватился, говорю: "Спасибо Н.С. за ценные советы, в дальнейшей работе учтем" . Гроза миновала. ^ В 1958 году был торжественный пуск Куйбышевской ГЭС. На торжествах Н.С.Хрущев сказал, что гидротехническое строительство надо сворачивать и строить тепловые электростанции. Это был первый ощутимый удар по развитию гидроэнергетики. А на следующий год было в Москве большое совещание. Меня попросили подготовить доклад в защиту гидроэнергетики. Идет совещание. День проходит, второй. Меня на трибуну не зовут. Я в недоумении. На третий день приходит на совещание Хрущев. Вызывают на трибуну. Я доложил. В ту же ночь, в три часа, звонок по телефону: срочно прибыть в аэропорт. В аэропорту высокое начальство -предсовмина А.Н.Косыгин, министр энергетики И.Т.Новиков. Срочно вылетаем в Красноярск. Решать на месте строить - не строить Красноярскую ГЭС. Так решил Хрущев после совещания. Тогда мне и предложили быть главным инженером. Начальником строительства назначили С.Г.Цесарского. Великий был строитель и обаятельный человек. Поселился он в Красноярске, а не на стройке. Зря, конечно. Хотя сорок километров не бог весть какое расстояние - меньше часа на машине. Только лишние разговоры. Всякие байки про него ходили. Например, как однажды на юге он опоздал на теплоход, догнал теплоход на катере, заставил остановиться и взять его. Никакого осуждения фокусов С.Г. в рассказе К.В. не было. Восхищения удалью - тоже. Просто было и было. О причудах С.Г. Цесарского Горин тоже кое-что знал. К примеру, "барская баня". На Кольском полуострове, в общественной бане поселка Зареченск каждое воскресное утро, до открытия, имела место быть "барская баня". Парился "сам" с приближенными. Приглашение в баню было высшей формой поощрения, что-то вроде медали "За доблестный труд". Баню готовил не больше не меньше начальник жилищно-коммунального отдела, обеспечивал пар, квас, пиво, копченую рыбку. С.Г. считал такой банный сеанс по целительной силе эквивалентным месяцу лечения в Мацесте. Знал он многие бани страны, и его во многих банях помнили и уважали. - Многие считали, что к снятию Цесарского я имел отношение, - продолжал К.В. - Когда приехали корреспонденты "Комсомольской правды", шли выборы в партком. Список из пятнадцати человек был, как всегда, подготовлен и согласован заранее. Зачитывают список. Хотят приступить к голосованию. Вдруг кто-то предлагает продолжить выдвижение. Голосуют за это. Предлагают шестнадцатого - меня. Я чувствую подвох, пытаюсь взять самоотвод, говорю, что от администрации в списке есть Цесарский, давайте включим кого-нибудь от женщин или от профсоюзов. Самоотвод не принимают, голосуют. Не проходит в партком один человек - Цесарский. В то время это означало, что начальником ему не быть. Через две недели вызывают меня ко второму секретарю крайкома. "Принимай стройку",- говорит второй. Я отказываюсь. "Ну-ну, -говорит,- сам заварил кашу, организовал заговор, а теперь в кусты". А убрать Цесарского, видимо, решили из-за истории с корреспондентами "Комсомольской правды". Вот тогда прислали А.Е. Бочкина. С Бочкиным у нас не заладилось, и я уехал в Прибалтику, строил Плявиньскую ГЭС. Потом Нурекская. Сейчас сижу вот в Таджикистане, на Рогунской ГЭС, числюсь у них вроде консультанта, все надеюсь достроить. * * С.Г.Цесарского Горин "видел в деле" несколькими годами позже, - в 1961-63 годах на Кольском полуострове. "Сталинский сокол" был тогда слегка пощипан: "погорел" на Красноярской ГЭС и был вынужден с потерей персональной "полярки" вернуться назад на Кольский. Сгорел на ерунде. Не учел, что оттепель, не культ. Семен Григорьевич привык работать в атакующем стиле (в гражданскую - красный кавалерист). Атакующий стиль, нетерпение - типично российская черта. Здесь не любят "совланут-совланут" (постепенно-постепенно). А иногда надо бы. В начале каждого строительства в те годы давали зарок не спешить: сперва подготовительный период (дороги, жилье, промбаза), а потом - основная стройка. И каждый раз - "время вперед": начинали строить, поселив народ в палатках и бараках, при недостроенном бетонном заводе, при неподготовленных дорогах. Так было и на Красноярской. Приехали на стройку корреспонденты "Комсомольской правды". Увидели, в каких условиях живет народ - пошли к Семену Григорьевичу. Цесарский, бывший зам. наркома морского флота, бывший генерал НКВД, строивший военно-морские базы Северного флота (любил вспоминать: "тридцать пять тысяч человек, и все по пояс в ледяной воде"), незваных гостей послал подальше. Но сопляки из газеты оказались настырные и добились снятия Цесарского - оттепель. Вернувшись на Кольский полуостров, С.Г. возглавил трест Ковдагэсстрой. Есть у южного побережья Белого моря река Ковда - цепочка озер соединенных бурными протоками, последняя из которых впадает в Белое море. На Ковде возводился каскад ГЭС. Приехал туда в группу рабочего проектирования Захар Ильич летом 1961 года. На стройке был аврал: пускалась Иовская ГЭС. Лето Цесарский именовал "нашим большим полярным рабочим днем". Под незаходящим северным солнцем люди вкалывали сутками. Сам С.Г., как Наполеон, разбил палатку на бугре, ближайшем к горячей точке стройки, и наблюдал поле битвы. Вот встали буровые станки. Раздается команда: "Начальника Бурвзрывпрома ко мне", через десять минут, путаясь в полах длинного кожаного пальто, на гору карабкается начальник участка Бурвзрывпрома. "Почему встали?" "По технологии, Семен Григорьевич, буры меняем", - докладывает запыхавшийся начальник. "Я тебе покажу технологию. Даю десять минут, чтобы через десять минут станки работали". С.Г. был не новичком в строительстве и знал, что коронки буров надо менять, но знал также, что народ надо "подтягивать". Поселок Зареченск - "столица" Севгидростроя располагался на живописном, поросшем тайгой склоне сопки. Жил Захар Ильич в самом центре: чуть выше - управление строительства, чуть ниже -женское общежитие "Париж", вокруг которого по выходным кипели страсти, напротив - дом культуры. Поселили Горина на втором этаже двухэтажного восьмиквартирного рубленого из бруса дома. Двухкомнатная квартира, в которой Горин был несколько месяцев единственным постоянным жильцом, была чем-то вроде клуба, если можно назвать клубом помещение, меблированное скрипучими пружинными кроватями, громоздкими конторскими шкафами и общежитскими тумбочками. Дверь в квартиру не запиралась: замок был сломан еще при предыдущем жильце. Горин не стал чинить замка и ломать жизненного стереотипа, сложившегося при прежних жильцах. Как и раньше, один-два раза в неделю по вечерам в квартире собирались строители, играли вначале в преферанс "на стол", потом самый молодой (им, обычно, был Горин) отправлялся в магазин за коньяком и зеленым горошком. После чего игра становилась серьезнее, Захар Ильич на этом этапе выходил из игры, смотрел и слушал байки этих бывалых людей, а иногда уходил в соседнюю комнату читать или спать. Благодаря особенностям жилья, местное начальство относилось к Захару Горину по-отечески. Сам Цесарский в этих мальчишниках участия не принимал, но, видимо, они заложили основу доверительных отношений. Однажды на службе в комнату, где сидел Горин, заглянул Алексей Иванович Федоров, главный инженер Ковдагэсстроя, и сказал: "Захар, зайди к С.Г.". Это было первое непосредственное общение. - Захар Ильич, хочу попросить тебя о помощи. Канал на перебросках Таванд-Толванд нам не построить. Чтобы прорыть этот канал, надо организовать участок в трехстах километрах от основной базы: полста человек народу, два экскаватора, десяток самосвалов. Такая команда вдали от начальства сопьется, благо магазины есть, и никогда ничего не построит. Главный инженер проекта этого не понимает и сует под нос какие-то цифры. Надо обосновать отказ от канала. Можно это сделать? Рядом с основным водотоком - Ковдой были еще два озера- Таванд и Толванд, соединенных протоками с основным. Сток этих озер попадал лишь в нижнее водохранилище и работал только на нижней ГЭС каскада - Княжегубской. Было решено протоки перекрыть плотинами, а воду через канал повернуть так, чтобы она попала в верхнее водохранилище и работала на всех трех ГЭС каскада. Три сооружения: две плотины и канал. Параметры их выбирались из условия минимума стоимости: чем выше плотина, тем она дороже, но зато вода поднимется выше и будет меньше канал. Можно плотины сделать такой высоты, что вода пойдет через водораздел самотеком, и канал вовсе не потребуется. Этого и хотел С.Г. Он учитывал при этом не только формальную стоимость, но и "человеческий фактор". - Семен Григорьевич, если плотины будут высокими, то прежде чем вода пойдет самотеком, требуется время для наполнения образующихся перед плотинами водохранилищ; Княжегубская ГЭС на полгода лишится этой воды и недополучит электроэнергии. Если обосновать, что энергия Княжегубской ГЭС на это время никому не нужна, то канал можно отменить. - Хорошо. Будет тебе справка от Колэнерго, что энергия Княжегубской ГЭС эти полгода не нужна, и вода будет сброшена вхолостую. Тут же Цесарский снимает трубку: " Алло, Захер? - фамилия главного инженера Колэнерго была Зархи - Дашь справку? Договорились. Ящик коньяка с меня." Чего в таком подходе было больше - волюнтаризма, нежелания строить неудобный канал, или тонкого психологического расчета, недоступного проектировщикам, исходившим из формального принципа, - трудно сказать. Но так было. Так человек, не имевший достаточного образования, влиял на проект. Запомнилась Горину одна планерка, первая планерка после нового 1962 года, которую проводил С.Г. Приезжему новичку казалось, что стройка на грани срыва, но бывалые строители к этому привыкали и гонку и авралы воспринимали как будни. Каждый праздник был эквивалентен по урону небольшому урагану. Так было и на этот раз. Дежурная мотористка попросилась в Новый год на танцы, отпустили, Работа ее нехитрая: смотреть за насосами, откачивавшими грунтовые воды из забоя. Электромоторы насосов без присмотра сгорели, котлован затопило, в забое вмерзли по поворотный круг два экскаватора. Пришли экскаваторщики, попробовали "выдернуть" экскаваторы из ледового плена, что-то сломалось в экскаваторах. И так далее... Утром второго января Горин пришел на работу, как положено, к половине девятого. Голова болела, хотелось спать. В Ленинград на новый год уехал главный технолог строительства и перед отъездом попросил Горина доложить за него на планерке о графике укладки бетона на январь. Планерка будет на стройплощадке, в сорока пяти километрах от поселка. Надо ждать, когда поедет начальство и подвезет. Глаза слипаются. В половине десятого в комнату заглядывает Цесарский: "Сиди на месте, жди, поедешь со мной". Проходит час, другой. Время обеда. Захар Ильич зашел в приемную и сказал секретарше, что идет на обед. Есть не хотелось. Зашел домой, лег на койку и мгновенно заснул. Часа в два будит испуганная секретарша. Возле крыльца управления вокруг машины в генеральской папахе, в НКВДешном генеральском темнозеленом зимнем пальто с каракулевым воротником, ходит раздраженный Цесарский. - Ты понимаешь что произошло? Ты меня, Цесарского, заставил двадцать минут ждать! Был он совершенно искренен в своем изумлении и возмущении. Мысль о том, что перед этим Горин ждал его пять часов, явно его не посещала. Планерка началась часа в четыре дня. На председательском торце стола сидел поникший, погруженный в горькую думу С.Г. "Ну, что будем делать, товарищи?"- начал он тихим утомленным голосом. Товарищи молчали и угрюмо сосали "Беломор". На улице было минус тридцать, в комнате - плюс тридцать, но все сидели, не снимая полушубков. С.Г. обвел сидевших за столом медленным тяжелым взглядом, выбрал подходящего, вдруг напружинился, жахнул кулаком по столу и закричал: "Ты где Петров был первого числа? Под столом валялся? Сутки тебя искали. Сколько раз говорил, идешь в гости -сообщай куда. Тебе сколько до пенсии, полтора года? Думаешь так просто уйдешь к себе в домик на Брянщине? Нет, милый. Я тебе напишу. И тебе напишу. И тебе",- кричал начальник, указуя перстом то на одного, то на другого. "Семен Григорьич, прости, больше не повторится", - гудел простуженным басом Петров, размазывая по лицу скупую мужскую слезу. Потом начальник "иссяк", все закурили, спокойно обсудили, что делать и, словно не было концерта, мирно разошлись по местам. Вот такой был стиль. В Москве - царь, а здесь -воевода Цесарский. И строили. Без демократии, с перебоями в снабжении, правда, с зеками. Методы руководства симпатии не вызывали. Но как быть? Что важнее метод или результат? А результат был. Без демократии, без свободы. Сегодня и демократия, (правда, начальством дозволенная) и свобода (говори - не хочу), а результат? Что построили за эти годы? Ничего. Можно ли вообще построить что-нибудь в России без насилия, без принуждения? У М.Кураева Горин прочитал, что наказание кнутом отменили в России лишь в середине прошлого века, там же - страшную цифру: сколько десятков тысяч мужиков положили при строительстве Петропавловской крепости. Забыты мужики. Помнят великого государя да архитектора Д. Трезини и любуются крепостью. Где те чудо-богатыри, которые строили гиганты индустрии из-под палки? С их фантастической выносливостью. С виду неказистый мужик. Днем по двенадцать часов в резиновых сапогах, всю ночь в общаге режется в карты или на биллиарде, а утром вновь кряхтя натягивает сапоги, кашляя закуривает натощак - и на площадку. И так всю неделю. Лишь на выходной - в поселок, к семье (поселок был в 45 километрах от стройки: один на две строящиеся ГЭС, так экономичнее) . Куда пропали эти люди? * * Бочкин и Цесарский являли тот распространенный тип руководителя, который родился в "буднях великих строек" страны Советов. Они не были грамотными инженерами (за что особо ценились на самом верху - не умники), но зато умели "зажечь народ", знали, когда покалякать, когда прикрикнуть, имели природный ум и хватку, были одаренными артистами и одновременно жесткими начальниками - могли "спросить"... Ровесник и однокурсник Горина Саня Л. прошел под началом Цесарского путь от мастера до начальника участка. Был Саня на курсе записным остряком и поэтом, он согласился написать о С.Г. Горин всегда считал Саню "лучшим литератором курса" и потому не посмел править Санин рассказ о первом начальнике Красноярскгэсстроя. "В 1961 году ему было под семьдесят, во всяком случае, далеко за шестьдесят. Выглядел он на 48-50: подтянутый, выбритый, плотный, но не толстый, резкий, но не суетливый. Голос - один к одному Полицеймако, был такой актер в БДТ, а лицо - Копелян из того же БДТ в роли генерала КГБ из сериала "Резидент", только усы не над всей губой, а гитлеровский бантик. Уверен, что усы он носил, чтобы казался короче его типично еврейский нос. Позже, ближе к 75, бывали минуты, когда он уставал и не контролировал твердость взгляда и напряженность черт, его лицо становилось лицом старого еврея с отвисшими щеками и скорбью в слезливых глазах. Воинское звание он имел - полковник, сам читал выпущенный им в честь Дня Победы приказ, подписанный "Начальник Севгидростроя, инженер-полковник С.Г.Цесарский". Я понимаю, Захар, тебе жаль понижать его в звании, но поимей в виду, что полковник НКВД тогда — эквивалент общевойскового генерал-лейтенанта. Так что оставляй его генералом, сильно не погрешишь. И замминистра он не был, а был членом коллегии Минморфлота, начальником Главвоенморстроя, был такой военный главк в "штатском министерстве". Войну С.Г. отвоевал начальником лагеря, должность эта совмещалась с должностью начальника строительства, зеков в лагере было до тридцати тысяч. Позже, в начале шестидесятых, когда нельзя было совмещать эти две должности, С.Г. очень сожалел, говорил, что при старом порядке многие вопросы снимались сами собой. Рассказы С.Г. почти никогда не были автобиографичны, иногда мелькали какие-то детали: про конницу-буденницу - какие-то кавалерийские курсы, узкие кавалерийские сапоги, которые в нужный момент не смог натянуть, почти ничего о семье, о сестре - первой советской Аксинье в "Тихом Доне" ни разу не слышал. Он больше любил рассказывать анекдоты, байки всякие с украинской мовой, еврейским акцентом, вологодским оканьем - длинные, скучные, неостроумные, но требующие артистического исполнения. И тут, надо сказать, он был хорош: мимика, жесты, игра голосом. Я поначалу пытался с ним соперничать - ты знаешь мою страстишку веселить компанию, - но был кем-то одернут, не мешай мол выступать С.Г. Я, хоть и выпил тогда поллитра, понял, что это его бенефис, его моноспектакль, понял и никогда больше не возникал. А он выпил обычную свою норму - около литра. При такой норме в таком возрасте С.Г. никогда не доходил до "ты меня уважаешь", не скандалил и уходил всегда сам твердой походкой, не дожидаясь, когда начнут скидываться еще на бутылку или отряжать гонца к соседям за тем же. Вот по этому неусыпному самоконтролю, по отсутствию в рассказах сведений о себе, по неподпусканию даже ближних к своей семейной жизни, по отсутствию друзей, возникала уверенность, что С.Г. прошел ого-го какую школу. ^ Уверен, что был когда-то маленький Сенька верховодом и заводилой. Природное лидерство присутствовало в нем. Образование -ерундовое, культура - чисто наносная. И захотелось ему быть хозяином этой жизни, командовать, распоряжаться, входить в число немногих. Он жаждал казнить и миловать, быть "почетным святым, и почетным папой римским" хотя бы Зареченска и его окрестностей, венчать своих подданных, наказывать нерадивых, крестить их детей. Один из немногих ныне живущих близких соратников рассказывал, что С.Г. мог часами тасовать в памяти (естественно, проговаривая вслух) имена секретарей обкомов, членов ВСНХ, НКВДешных шишек, которых знал или видел. Почему они врезались в его память? Не потому ли, что были его кумирами? Как же сильно должно было ему хотеться стать большим командиром, если ради достижения этого он остался на старости лет без семьи - жены, детей, внуков, без друзей - не было у него друзей, без книг - читал он только газеты, без музыки - не считая хохлацких песен, которые любил петь, без покоя, без отдыха, без умения ничего не делать. Для кого и для чего этот, в общем-то, каторжный труд? Во имя идеи? ^ Формально семья была где-то в Москве. Жена, дочь, вышедшая замуж за какого-то шишку, сын, работавший где-то неподалеку в Мончегорске. Но это было место, куда он отдавал почти все свои заработанные немалые деньги. В ресторане, когда расплачивались с официантом, он обычно лез в карман, вынимал дешевые сигареты и закуривал, не потому что был скрягой, а потому, что денег имел мало, отдавал жене. ^ Ну а народ, работяги? Ведь верили же они в мудрого и справедливого, могучего и доброго Цесарского. В нас, остальных начальников и подначальников, не верили, а в него - верили. Только они не знали Цесарского, они знали легенду под этим именем. А он ее лелеял и подпитывал. Потому что был маленький-маленький, микроскопический Сталин". * * Конечно, то что написал Саня об этих начальниках-легендах, -справедливо. Но была у них своя достаточно высокая правда. Они строили. И это рождало в них чувство правоты и осмысленности жизни и тех жертв, которые приносились. Ведь не ради наград и куража сидит 88-летний Константин Севенард в охваченном огнем гражданской войны Таджикистане, имея собственный дом на берегу Волги, под Горьким, дочь в Москве и сына в Петербурге. Вопрос - Нравственно ли? - эти люди себе не задавали. А многие задавали в то время? ^ "Несчастна та страна, которая не рождает героев", - говорит персонаж одной пьесы. "Несчастна та страна, которая нуждается в героях",- возражает другой персонаж. Не будем спорить, кто из них прав. Бесспорен лишь факт, что каждое время рождает свои мифы и своих героев. О героях пишут, ими восхищаются. Каждый шаг героя становится достоянием масс. Но меняются времена, рождаются новые герои, а старые списываются. Как живут и что чувствуют герои строительства Саяно-Шушенской? * * Герои труда прораб М. Лесников, экскаваторщик А. Маршалов, арматурщик В. Поливщуков... Число героев на тысячу жителей в Майне-Черемушках было на порядок выше, чем по стране. В одном лишь семьдесят девятом высокие правительственные награды получили более пятисот человек. Конечно, это массовое награждение не идет в сравнение с "раздачей" 1958 года после Куйбышевской ГЭС. Тогда ордена и медали получили более пяти тысяч человек: двадцать пять геройских звезд, три сотни орденов Ленина и, что любопытно, - полторы сотни боевых наград (ордена Красной Звезды, медали "За боевые заслуги"). По всей видимости, боевые награды - охране заключенных. Живут по соседству в Майне, пребывая на заслуженном отдыхе, Герои социалистического труда В. Поливщуков, М.Лесников, знаменитый шофер И.Кожура. В Саяногорске - "папа" Затовский, шеф сибирского СпецГЭМа, "дети" которого смонтировали турбины на всех сибирских ГЭС. Наезжает в гости, работающий на строительстве Петербургской дамбы бригадир плотников-бетонщиков Валерий Позняков, бывший депутат Верховного Совета, бывший Герой труда бывшего Союза. "Молния. Коллектив бригады плотников-бетонщиков управления основных сооружений Валерия Познякова имени первопроходца космоса Ю.А.Гагарина первым в котловане завоевал переходящий приз-кубок имени Героя Социалистического Труда, старшего прораба УОСа М.Я. Лесникова... На стройку пришла радостная весть. Решением секретариата ЦК ВЛКСМ, коллегии Минэнерго СССР и президиума ЦК профсоюза по итогам социалистического соревнования присвоено звание "Лучшая комсомольско-молодежная бригада Минэнерго СССР" и присуждена премия 750 рублей бригаде плотников-бетонщиков УОС, где бригадиром Валерий Позняков... 9 сентября 1975 года". Нет книги о Саяно-Шушенской ГЭС, в которой не цитировались бы подобные "Молнии", нет книги без фотографии долговязого жилистого парня, с бригадой, в одиночку, на пару в обнимку с соперником по соревнованиям дважды героем Чичеровым с Ленинградского Металлического. Если подойти поближе к бетонной плотине, на поверхности бетона можно увидеть белые и ржаво-красные подтеки. Это следы выщелачивания бетона и арматурной ржавчины, выносимые на поверхность фильтрующейся через тело плотины водой. Горину эти пятна казались символами соленого пота и крови тех, кто клал бетон в тело плотины. Комплексная бригада плотников-бетонщиков - это команда из полусотни-сотни здоровых (поначалу) молодых ребят. Их дело - "зачистить" скалу основания, установить опалубку и арматуру, уложить бетон в блок, уплотнить бетон вибраторами, уберечь блок от промерзания зимой и от преждевременного высыхания его поверхности летом. Работа в три смены, в любую погоду. Выдерживает такую работу не всякий. В тепляке, где ведутся работы - временном шатре над поверхностью бетонируемого блока, - жара, баня, на улице - сибирский мороз с ветерком, вибратор в руках - двухпудовая железяка, сотрясающая каждую косточку, каждую мышцу. Текучесть в такой бригаде на сибирской стройке сто человек в год. Но костяк, человек сорок, приживается и остается. Звезда рабочей славы Валерия Познякова взошла на строительстве Красноярской ГЭС. После службы в армии уроженец Латвии Позняков завербовался на строительство. Попал в бригаду "короля бетона" Красноярской ГЭС М. Лесникова (тоже, естественно, Героя соцтруда). Бригада работала за себя и "за того парня". "Тем парнем" в бригаде был первый космонавт Ю.Гагарин. В октябре 1963 года Гагарин, будучи в гостях на Красноярской ГЭС, взял в руки лопату и вместе с Лесниковым, Позняковым и их коллегами уложил бетон в первый блок здания Красноярской ГЭС. С того дня Ю.Гагарин стал членом бригады, а лопата - тотемом строителей на сибирских стройках. Сегодня лопата лежит в музее Саяно-Шушенской ГЭС, она была непременной участницей всех ритуальных торжеств при закладке сооружений Красноярской и Саяно-Шушенской ГЭС, на ее черенке автографы "знатных людей" той эпохи, принимавших символическое участие в торжествах укладки "первого куба". Членство Ю.Гагарина в бригаде было не таким уж символическим: был первый космонавт в списке бригады и сто ребят делали сто одну норму: сто за себя и одну -"за того парня", в данном случае за космонавта Гагарина. Потом была у Валерия Нурекская ГЭС, потом Саяно-Шушенская, в последнее время - Петербургская дамба. Сегодня мы с иронией вспоминаем "зулусские празднества" той эпохи: медь оркестров, вымпелы "Слава труду". Почти в каждой программе "Время" люди видели столик возле белой лестницы в Кремле, У столика незабвенного Леонида Ильича, целующего награжденных передовиков и своих товарищей по Политбюро. Но кроме пропагандистской роли была в этих ритуалах времен застоя экономическая целесообразность. Эпоха великих строек руками зеков осталась позади. Зек был удивительным строителем коммунизма, он в мгновение ока ломал любое орудие труда, выданное ему, и организовывал себе вынужденный простой. Никакие репрессии не могли побудить голодного раба к производительному труду. С началом оттепели шестидесятых количество зеков поубавилось, и строить стали, в основном, вольные. Работу плотника-бетонщика выдерживал не каждый вольный. Эта профессия держалась на "унтерах"-бригадирах. Рождался бригадир, например, так. В воинской части солдатам последнего года службы предлагали досрочную демобилизацию взамен на согласие поработать на стройке. Первые полгода такой строитель не имел даже на руках паспорта, потом получал. За это время начальство старалось помочь приехавшему укорениться. Даже о женах заботилось: в текстильных Иванове-Ярославле вербовало для сибирских строек девушек - потенциальных невест для плотников-бетонщиков. Кто-то за полгода приживался, и получив паспорт, оседал, кто-то уезжал. Наиболее смышленых и работящих из оставшихся со временем выдвигали в бригадиры. Выдвиженца поощряли, награждали, слагали миф. За это выдвинутый становился стержнем коллектива из полусотни работяг. В США рабочий-дорожник, плотник-бетонщик на строительстве ГЭС за тяжелый труд и бивуачную жизнь получает большие доллары. Страна Советов не могла заплатить этим людям по труду. Что такое премия 750 рублей на бригаду из ста человек?! Зато к мизерной премии прилагался моральный стимул в виде почетного звания "Лучший". Пути-дороги Горина проходили неподалеку от В.Позднякова, но никогда не пересекались. Живого Позднякова он не знал, а видел героя на фотографиях в газетах и журналах, на большой картине, висящей против музея Саяно-Шушенской ГЭС. Хотел Горин встретиться с Валерием, но тот категорически отказался. По-разному складывались судьбы этих ребят. Одни балдели от славы, писали книги типа "Мой метод", превращались из рабочих в украшения президиумов, другие путем "ударной возгонки" уходили в начальники (так случилось с А.Стахановым) и из хороших рабочих превращались в посредственных администраторов. Про Познякова написан добрый десяток книг и горы статей. Но сам он книг не написал. Как был работягой, так им и остался. Таких героев как В.Позняков, задержавшихся на стройке на тридцать лет, очень немного. И все же героев не очень любили. Даже таких, как Позняков. Выдвигали в герои не только по труду, но и по анкете. Есть на стройке, скажем, четыре работяги-бригадира, но первый - сын раскулаченного, второй - бывший полицай, третий сидел, лишь четвертый подходит - анкета чистая. Идет "большой бетон", бетонный завод барахлит, перебои с подачей бетона. Чьей бригаде бетон в первую очередь? Бригаде Позднякова, - как же, Герой, идет на рекорд. Кто едет с делегацией во Францию? Опять же Герой. Работящих ребят больше, чем нужно Героев. - Как относился В.Позняков к своему геройству? - спросил Горин у Г.К.Комарова, управляющего вторым трестом строителей дамбы. Геннадий Степанович Комаров работал с Валерием на Красноярской ГЭС, на Нурекской. Он пригласил Познякова на дамбу, их трест возвел все основные бетонные гидротехнические сооружения дамбы – водо- и судопропускные. - Спокойно, - ответил Комаров, - Валера заработал свою звездочку горбом и знает об этом. Я повидал с полсотни бригадиров плотников-бетонщиков, Валера лучший из них. Никогда он не был нахлебником в бригаде. Расставит людей, даст задание и сам становится на рабочее место. Последние три года, когда строительство дамбы замерло, работает в порту. Его бригада построила для Балтийского морского пароходства цех по производству контейнеров для перевозки грузов морем и по железной дороге. Нынешний развал переживает тяжело. Говорит: "Что же вы, Геннадий Кузьмич, мы простые работяги, а вы куда смотрели, как допустили? Ведь это же не работа". Мы виноваты перед Валерой: позвали, а дать ничего не можем, живет с семьей в общежитии, работа и зарплата - сами знаете какие. Вот он и не хочет ни с кем встречаться. Виноваты мы перед Валерой. * * Герои - тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. Позняков -не исключение. Горин долго колебался, писать или не писать, пересуды это или штрих к портрету? Как сказано в "Свидании" Б. Пастернака, Но кто он и откуда, Когда от всех тех лет Остались пересуды, А нас на свете нет. Добропорядочный семьянин, герой труда В.Позняков однажды влюбился. Влюбился в Лену Шахмаеву. Чтобы на корню пресечь возможные подозрения, надо сразу отметить, что любовь, о которой речь, - сугубо романтическая. Лена тех времен - женщина для романтической любви вполне подходящая, - натура ищущая, порывистая. Для плотской - тоже пригодная (а это существенно и для платонической любви), из себя видная, плотная, рослая. По сегодняшним меркам несколько простоватая. По меркам простолюдина Чернышевского - красавица: никакой косметики, русая коса, округлое лицо с ямочками на щеках, настоящая крепкая русская баба. Таежница, выросла под Уссурийском, живет на Саянах, ходит в тайгу за брусникой с трехведерным коробом, летом подрабатывала, собирая в тайге побеги папоротника, который у нас с большой охотой покупают и затем поедают японцы. Сама ремонтирует квартиру. Зимой окунается в ледяной Енисей по системе деда Порфирия Иванова, увлекается Кропоткиным, изучает "Розу мира" Д.Андреева. Вернее, так выглядела Лена до весны 1993 года. В декабре 93-го Горин увидел совсем другую Лену. Этакая продолговатая красотка (двадцать дней голодания - и десяти килограммов веса как не бывало), с подведенными глазами, с современной прической, коса срезана. Читала уже не Д.Андреева, а "Дианетику" Хаббарда. Как всегда, хотела в новую веру обратить окружающих, в том числе и Горина. Чтобы окончательно сразить читателя, можно добавить, что Лена, живущая в таежных Черемушках - кандидат наук; в поселке всего четыре кандидата. Вот в эту Лену и влюбился В.Поздняков. Лена, прочитав предыдущий абзац, сказала: "Господи, за что мне участь такая - быть "прекрасной дамой". Уж лучше бы подвернулся нормальный мужик со всеми вытекающими последствиями". Конечно, Горин мог бы указать на дефекты во внешнем и внутреннем облике Лены Шахмаевой. Но, во-первых, идеализированного облика требует логика повествования, а во-вторых, Горин сам неравнодушен к Лене. Уезжая строить дамбу и покидая Черемушки, В.Позняков зашел к Лене и на прощание сказал: "Вот уезжаю. Помирать буду, ногой дрыгну и тебя вспомню". В годы застоя была Лена активной комсомолкой, походы, строительство горнолыжной трассы, спортивные соревнования. На Доски почета смотреть было некогда. О Познякове, конечно, слышала, но поначалу не подозревала, что тот долговязый мужик, который робко "клеился" к ней, и есть герой В.Позняков. Валерий ни разу не обмолвился, что он герой, депутат, член ЦК ВЦСПС. Лена узнала это случайно: в один из первомайских праздников Валерий подвез Лену на своей "Волге" из Черемушек в Саяногорск. Лена пошла на демонстрацию в общей колонне, а Валерий занял подобающее его статусу место на трибуне. В последний раз приезжал Валерий Позняков на Саяны поздней осенью 1993 года. Тянуло, видимо, Героя пройтись по дорогам былой славы. Заходил к осевшим в Черемушках старым знакомым с бутылкой коньяка. Заглянул в музей полюбоваться "боевой лопатой", огромным вымпелом "Слава труду", который не раз поднимал в торжественные дни, пытался обнять хранительницу музея Эльвину Викторовну, чем заслужил ее неодобрение. Заходил он и к Лене с большим букетом роз, показывал руки: "Видишь? Уже не дрожат при встрече с тобой". Адреса ленинградского не оставлял. Не хотел, видимо, признаваться, что герой Позняков с семьей живет в общаге. Говорил, что пошел в отпуск в ноябре только потому, что тошно находиться на работе. Не работа, а симуляция. "Помню, десять лет назад был с делегацией на большой стройке во Франции. Стояли мы на смотровой площадке, хорошо строят, организованно. И я старался так строить. Они так строили капитализм, а я - коммунизм. Они, наверно, продолжают строить, а я оказался не нужен, хотя строить пока еще умею". Хранительница музея Э.В. Солодовникова, прочитав записки сказала:" Захар Ильич, зачем же так? К чему "неизменный Илья Кожура, боевая лопатка, тотем?" Ведь люди воспринимали это всерьез". И да, и нет, Эльвина Викторовна. Стоя на митингах, люди не очень слушали ораторов на трибунах, курили, подтрунивали над комсоргом монтажников Иваном Красиковым, читавшим по бумажке рапорт ЦК комсомола, пили водку на свежем воздухе после митингов. И все-таки, приходили все, кто был "не в смену" и терпеливо стояли на морозе, но не ради речей и рапортов, не для того, чтобы выпить или полюбоваться на вымпел, а чтобы ощутить свою причастность к общему делу, почувствовать локоть работавшего рядом. * * Прохожий идет мимо стройки, подходит к строителю и спрашивает: - Ты чем занимаешься? - На хлеб зарабатываю. Подходит к другому:. - А ты чем занимаешься? - Не видишь что ли? Камень тешу. Подходит к третьему: - Ну а ты чем занимаешься? - Строю Руанский собор. Эту притчу-анекдот рассказал Горину в трамвае по пути с работы Владимир Павлович Тарасенко, инженер группы АСУ ГЭС. - Володя, а Вы что делаете здесь? - Когда мальчишкой работал в бригаде Познякова, - строил крупнейшую в мире ГЭС, собирался детей своих приводить: "Смотрите, дети, что папка ваш со товарищами соорудил". Потом делал на АСУ полезную, как мне казалось, работу. Сейчас зарабатываю деньги. В перспективе четвертый этап - работа из-под палки. Палка? - Отсутствие другой работы. "Не нравится - уходи", - говорит начальство. А куда пойдешь? Мы здесь на острове. Это не Петербург. Единственное место работы. Начальству это удобно. Никуда не денемся. Да нет, не плохо. Просто сама мысль, что выбора нет, гнетет. В большом городе есть возможность выбора, всегда можно сказать, "не понравится -плюну и уйду", у нас такого не скажешь. Добрых десять лет Горин имел общие дела с программистом Тарасенко, но о том, что Володя ходил в передовиках в знаменитой бригаде Познякова, узнал из книг. Впрочем, в Черемушках, каждый второй, если сам не герой, то сподвижник героя. "Сподвижник" родился и прошел начальную школу на бывшем золотом прииске Жайма Манского района Красноярского края (была в Жайме только начальная школа). Прииска давно нет, золото кончилось, есть маленькая станция на "трассе мужества" Абакан-Тайшет. Нет там и родичей Володи. В 1961-ом, когда Володе исполнилось десять лет, семья перебралась в Дивногорск, где начиналась большая стройка. Брат работал на стройке, Володя ходил в школу. Потом армия. В 1973-м брат перебрался на Саяны. К брату на Саяны приехал Володя после службы. Восемь лет проработал бетонщиком, вначале в бригаде Горбанева, потом у Познякова. Учился заочно на математико-механическом факультете Уральского университета. В 1982-ом, будучи на пятом курсе, поменял физическую работу на умственную, стал программистом в группе АСУ ГЭС. В том же году женился. Двое детей. На чудо-богатыря не похож - высокий, сухопарый, в очках. Лаборатория ЭТЛ (электротехническая лаборатория) - полсотни человек, делится на две автономных части: половина традиционная - группа релейной защиты, метрологическая группа, группа с двусмысленным названием "возбуждения" (речь идет о системе возбуждения генератора), вторая половина лаборатории занимается АСУ - автоматизированной системой управления ГЭС, из них половина электронщики, половина программисты. Некоторое время Тарасенко числился старшим над программистами. Теперь рядовой. По складу ума Владимир Павлович скептик, негативист, индивидуалист. Как скептик любое решение начальства ревизует, критически осмысливает. Это не очень нравится начальству. Как индивидуалист Володя желает работать сам по себе. Такое впечатление, что ни Тарасенко, ни программисты, ни начальство не сожалеют о том, что Тарасенко перестал быть начальником. В той работе, к которой имел отношение Горин, - создании системы автоматизированного контроля состояния сооружений, Владимир Павлович поначалу вел все программное и информационное обеспечение технических средств. Потом появились новые программисты, задачи множились, и Володя сосредоточился на драйверах - программах, осуществляющих автоматизированный опрос датчиков системы. Поначалу опрос датчиков шел, по мнению Тарасенко, медленно, и он целый год занимался их совершенствованием, сократив время опроса втрое (хотя никакой настоятельной необходимости в ускорении опроса не было). Никакие уговоры взяться за другую, более насущную, с точки зрения руководства, задачу на Тарасенко не действовали. "Я не кончил прежней задачи", - неизменно говорил Владимир Павлович. Горин знает немало людей, которым помог индивидуалист Тарасенко. Если чужая задача ему интересна, Володя может ею заниматься, не беря в расчет, чужая она или своя. Но делает это он, сохраняя свой имидж скептика и брюзги, что притупляет чувство благодарности в тех, кому помог программист Тарасенко. Единственно возможный путь к демократии в России, по мнению Тарасенко, лежит через просвещенную тиранию. Только добрый диктатор, наподобие Пиночета, может привести Россию к истинной демократии. Самая светлая личность на тусклом политическом небосклоне России - Юрий Владимирович Андропов. Как-то Горин заговорил с Тарасенко о приватизации Саянского алюминиевого завода. Эта история вызвала большой интерес в Саяногорске и его окрестностях. Некая загадочная фирма Ал Инвест в течение месяца скупила за наличные у работников завода их акции. Нечто аналогичное произошло и с двумя другими огромными алюминиевыми заводами Сибири - Братским и Красноярским. Володя высказал свою точку зрения на эту проблему. Он довольно определенно заявил, что нынешний хозяин алюминиевых заводов Сибири живет в Калифорнии. "Вы можете назвать человека, который имеет по этому вопросу неопровержимые факты?" - спросил Горин. "Конечно, - спокойно ответил Тарасенко. -Директор ЦРУ". Вообще, Тарасенко считает, что нынешняя перестройка задумана в ЦРУ и проводится очень квалифицированно. А Володя ценит квалифицированную работу. - Володя, каким был Валерий Позняков в Ваших глазах? - Я вырос на большой стройке, и имя Познякова было для меня где-то рядом с именем Гагарина. Возможно, поэтому перешел к нему в бригаду. От разговоров о Гагарине и других знаменитых знакомых Позняков неизменно уклонялся. Вообще мужик он замкнутый, малоконтактный. Дружил, в основном, с теми немногими, с кем начинал на Красноярской. Был Валера человеком на месте. Настоящий профессионал, все умел лучше других членов бригады. Учил по принципу "делай, как я". На рабочем месте постоянно не стоял. Брался за вибратор или бензорез, если надо было научить или в авралы, когда людей не хватало. Приехал на стройку не один, привез своих ребят с Нурека, позвал нескольких старых знакомых из Красноярска. Приехавшие с Позняковым составили костяк бригады, остальные, как у всех, - вчерашние солдаты. Никто в бригаде Познякова не бегал в поисках гвоздей, электродов, бригадир обеспечивал всем необходимым. Бригада никогда не была привилегированной. Привилегированными были бригады Полторана, Решетникова - они были самыми первыми. Бригада Познякова обычно затыкала дыры, начинала новое. Скажем, пришло время строить не только плотину, но и здание ГЭС, стали делить управление основных сооружений, выделять управление строительства ГЭС. Первой строить здание ГЭС отправили бригаду Познякова. Работа новая, мало кто умел. А Позняков умел. Никогда Валера ничего себе не рвал. Давали - брал. Недостатки? Конечно, просчитать по-настоящему все возможные варианты он не мог, не хватало образования. И запас ненужный любил, как всякий советский хозяйственник. Надо - не надо, пусть лежит, на всякий случай. - Оставили восемь лет в блоке след на здоровье? - Остеохондроз заработал. Больше, пожалуй, ничего. * * Разговор с Тарасенко порадовал: он, Горин, пишет про Солсберийский собор, Тарасенко рассказывает про Руанский. Значит, они с Володей "конгениальны", и "их камертоны попадают в резонанс". Прочитав написанное о Познякове и себе, Тарасенко сказал: - Главных замечаний у меня три. Первое. Историю с Позняковым и Леной надо обязательно убрать. Валера мужик серьезный. И относился к этому всерьез. Отчасти потому и уехал с Саян. Об этой истории мало кто знал и выносить ее на всеобщее обозрение и зубоскальство - неэтично. Второе. Переписывал я драйверы не по своей прихоти, а по милости начальства. Это они надумали переносить опрос датчиков с машины СМ-2М на машину СМ 1210. Модули системы, РИМы в частности, не стыковались с новой машиной. (Чтобы немного развеять туман последней фразы, Горин вынужден сообщить, что между датчиками системы контроля и управляющей машиной среди прочих предметов, подключены этакие, похожие на холодильники, шкафы, именуемые РИМами, которые просто подсоединялись к старой машине СМ-2М и не стыковались с новой). Третье. Мою фамилию лучше убрать, для начальства я антигерой. Таким, как я, не место в книгах. Горин был озадачен: если все, что просил Тарасенко, убрать, ничего не оставалось. Володя Тарасенко, видимо, считает, что нелюбовь к начальству, как и ответная нелюбовь начальства - неотъемлемый признак порядочности, индикатор честности. Горин решил, что, если он передаст решение вопроса "оставлять - не оставлять фамилию Тарасенко" на усмотрение начальства, то репутация Володи не пострадает, а лишь может подорвать репутацию Горина. Начальство согласилось оставить. Что касается платонической любви, то Горин без колебаний берет грех на душу, ибо он нисколько не шутил, более того, был приятно удивлен, проникся теплым чувством к незнакомому человеку, и не его вина, что Валерий Позняков отказался от общения. Более того, автора больше смущает, не слишком ли идеальны и сентиментальны образы героя и его сподвижника. Но это пусть решают читатели. Не будем плохо думать о читателях, даже если среди них окажутся начальники. Если читатель о рассказанной любовной истории подумает плохо, то ему уже ничего в жизни не поможет. 1.9. Субчики.Горин упомянул об одной памятной доске, той, что справа от дверей, на которой золотом по мрамору имена тех, кто строил ГЭС. Слева от дверей точно такая же доска, на которой названия организаций - заводов, институтов, трестов, принимавших участие в строительстве и проектировании. Первый на доске - Красноярскгэсстрой. Сразу вслед идут четыре треста - Гидромонтаж, Спецгидроэнергомонтаж, Гидроэлектромонтаж, Гидроспецстрой. Это "субчики" - субподрядчики, они тоже строят, выполняют так называемые специализированные работы. Гидромонтаж - это турбинные водоводы, трубы диаметром большим, чем тоннель метро, затворы и сороудерживающие решетки на водопропускных отверстиях; Гидроэлектромонтаж - электрическое оборудование гидростанций; Спецгидроэнергомонтаж - турбины и генераторы; Гидроспецстрой - буровзрывные работы, инъектирование плотины и основания. Монтажники - элита строителей. В годы застоя - элита и по квалификации, и по оплате, и по числу орденов и медалей, и даже по количеству выпиваемой водки на душу работающего. Все перечисленные выше качества находились в диалектической взаимосвязи. Формально тресты эти находились в Москве-Ленинграде, но в столицах сидели чиновники, а собственно монтажники кочевали по большим стройкам. За кочевой образ жизни монтажникам сверх зарплаты платили всяческие командировочные-колесные. Что особенно ценно, так это то, что командировочные не облагались алиментами. Потому в монтажники охотно шли квалифицированные рабочие сложной судьбы, обремененные алиментами, которым тесно в больших городах из-за обилия милиционеров и вытрезвителей. Но как это бывает только в России, специалисты среди них попадались высококлассные (за что их награждали). Была такая эмпирическая закономерность: чем больше пьет, тем "золотее руки". Однажды, когда Горин был в очередной командировке на Саянах, в комнату, где он сидел, вошел небольшой, аккуратный пожилой интеллигент в очках, кожаной курточке, синих брюках и ондатровой шапке-ушанке. Интеллигенту, видимо, надоело перебирать бумажки на своем письменном столе, и он зашел к знакомым потрепаться. Говорил интеллигент что-то про то, как он мечтает попасть в книгу рекордов Гиннеса, как человек, который не довел ни одного дела до конца. "Знаешь, кто заходил? - спросил сосед по комнате, когда словоохотливый старичок вышел, - это "папа" Затовский. Ему уже отмечали семьдесят пять, а он по-прежнему работает. Монтажник и одновременно почетный монтажник. Учти - это не одно и то же. В почетных монтажниках числились министр, замминистры; бывший Директор вашего института Складнев - тоже почетный монтажник". Эта встреча плюс сентиментальные воспоминания студенческих лет побудили Горина из всех "субчиков" для своих записок выбрать именно СпецГЭМ - трест Спецгидроэнергомонтаж, Сибирское управление которого возглавляет Затовский. Когда Горин первый раз зашел в синий двухэтажный дом, где располагалась контора СпецГЭМа, дверь в кабинет хозяина была открыта, в кабинете сидела посетительница, молодая миловидная женщина. Горин решил подождать и стал невольным свидетелем телефонного разговора: - Я вам говорю - здравствуйте, Сергей Викторович, Затовский с вашего разрешения. У вас А. зарплату на днях получал? Сколько? Шестьсот тысяч? А жене дал только двести. Ей деньги нужны, зубы надо подлечить. Я ей выпишу сейчас ссуду тысяч на триста, пусть А. передаст с кем-нибудь еще денег. Маловато дал жене. Скажите, что Затовский просил. До свидания... Идите, милая. Думаю, что будет все нормально. На днях пришлет. Вежливость "папы" Затовского подчас озадачивает. Говорят, что никогда при общении с подчиненными он не прибегает к брани. И надо же, если после неоднократных просьб сделать ту или иную работу, монтажник ее не выполняет, стоит пожаловаться Николаю Васильевичу, все будет сделано. Это загадочное качество "папы" подвигнуло Горина на "малый социологический опрос": опросить нескольких человек, чтобы составить обобщенный портрет вежливого монтажника. Портретов получилось три: Затовский глазами человека снизу, он же глазами человека сверху, и, наконец, Затовский глазами человека со стороны - руководителя примерно его ранга. Человек снизу: "Самый обходительный кавалер среди начальства. Когда я была еще вот такусенькая, еще на Красноярской ГЭС, мне часто приходилось голосовать - поднимать руку, чтобы остановить попутную машину. Затовский всегда останавливал и еще приятной беседой в пути развлекал. Потом Николай Васильевич долго работал в Бразилии. Когда вернулся, оказалось, что он прекрасно помнит незнакомую девчонку, которую подбирал на дорогах, даже имя помнит. Есть у Затовского хобби - ремонт часов. Лучше любого часовщика. Всем бесплатно часы перечинил". Галантный кавалер Затовский одновременно и кавалер ордена Ленина, и лауреат Государственной премии СССР. Человек сверху: "По общей культуре и эрудиции в СпецГЭМе равных Затовскому нет. Я его еще по МЭИ помню, учился он на два курса младше. Думал, что начальник из него не получится. А потом смотрю, начальствует и неплохо. Как уж это у него получается - не знаю. В оценках людей осторожен, уклончив, как все интеллигенты. Помню ездил к нему в Братск посоветоваться, кого на Асуан старшим на монтаж брать - Инюшина или Лохматикова, нынешнего управляющего трестом. "Лохматиков подходит, но как инженер, технический руководитель, Инюшин сильнее", - сказал Затовский. Отправили тогда обоих. Видимо, правильно сделали. На вопрос, почему монтажники его слушают, сам Затовский ответил: "Первые пятнадцать лет работы я их слушал, учился у них. Потом, когда разобрался, сам стал помаленьку учить. Учил чертежи читать, рассказывал про допуски и посадки. Учились с превеликой охотой. Английскому, конечно, выучить не мог. Если чертежи и документация на английском - самому приходилось читать. В нашем деле высокой науки нет, но бывает, что и азы, вроде знания, что тела при нагревании расширяются, полезны. Этих знаний у многих рабочих-монтажников нет. Помню на Красноярской ГЭС, зимой. Мороз минус тридцать. Стала бригада Калинкина собирать турбину. Вал лежал в помещении, на монтажной площадке, а рабочее колесо - на улице, на пирсе. Привозят колесо. Через час прибегает бригадир: "Николай Васильевич, колесо на вал не лезет, надо на завод звонить." - А вы, - говорю бригадиру, - займитесь сегодня с ребятами чем-нибудь другим, завтра одеть попробуйте. К завтрашнему дню колесо нагрелось и село на вал". Наконец, мнение человека со стороны: "Первый раз я увидел Николая Васильевича Затовского на Красноярской в конце шестидесятых. Сгорел подпятник первой машины. Все лучшие умы собрались возле разобранного подпятника, напряженная тишина. Вдруг откуда-то появляется невысокенький такой гражданин лет пятидесяти, подошел, спел песенку, протанцевал круг вокруг подпятника, сказал: “Повторение Братска” - и удалился. Я оторопел: это что за шут гороховый, - спрашиваю. Объяснили. Я знал двух Затовских. Один - этакий шутник с причудами, а другой - жесткий человек с черной записной книжкой. Сейчас преобладает второй, этакий комический дедушка из ковбойского фильма. А раньше - первый. Он и тогда чудил. Помню пуск десятого агрегата на Красноярской. Корреспонденты, телевидение, гости, какие нужно, кого попало на такие мероприятия не пускали. Ну, и монтажники, конечно, здесь знатные: Вася Сахатырь, Миша Жданович под знаменами крутятся. И Николай Васильевич, этак в стороночке. А кто такой Николай Васильевич, все знали. Монтажники - гвардия строителей, а Затовский - их командир. Дед Бочкин и Наймушин Иван Иванович на Братской всегда их выделяли. А как иначе? Все сроки в их руках: можно плотину построить, здание ГЭС, но пока монтажники не смонтируют - нет ничего. Гремел Затовский. И коллектив сумел подобрать, мастера экстра-класса попадались. Как они работали! Ни дня, ни ночи, ни выходных. И гуляли широко, как работали. Так вот, подходят корреспонденты к Затовскому: "Николай Васильевич, расскажите..." Тот открещивается: "Да я что. Вот ребята, у них спросите... Ну ладно, не для эфира только, спрашивайте, я отвечу". Они спрашивают, он отвечает, а между ответами песенки поет, бормочет что-то несусветное. "Это я для того, чтобы вы мои ответы в передаче не использовали", - поясняет Николай Васильевич. Через два дня по центральному радио интервью передают с Затовским. Пение и бормотание вырезали, конечно. Почему жесткий? А вот почему. Были у него приближенные, элита для знамен и наград, преданная ему. И была черная кость. Таких нигде не держали, а "папа" держал. Могли запить на неделю-другую. Потом приходят, опустив голову. "Что же ты, Петя, - говорит Николай Васильевич вежливо, - подвел ты нас, мы так на тебя рассчитывали. Ну, иди, работай. Больше так не поступай". Сказал, черную книжку вынул и что-то записал. И он напомнит Пете об этом, будьте уверены. Когда надо будет ехать в какую-нибудь дыру, где денег мало, а работы невпроворот. Позовет Николай Васильевич Петю, книжку черную вытащит и напомнит. И поедет Петя, потому что деваться ему некуда. Помню одного, танкистом его все звали, ни кола, ни двора, в будке, прямо в здании ГЭС жил. Ходил всегда в спецодежде, другого ничего не имел. Но мастер был удивительный. Мог, когда трезвый был, и днем, и ночью работать. Парадоксально, но и те, из кого Затовский соки жал, тоже довольны им были: не даст "папа" пропасть. Большой психолог Николай Васильевич и человек непредсказуемый. Что самое лучшее, о нем могу сказать? Сделал много, и коллектив сумел создать уникальный. Другие герои его калибра давно под Москвой на "Фордах" к своим подмосковным коттеджам подъезжают, а этот в свои семьдесят пять живет в многоквартирном доме, машины не имеет, по Сибири мотается. Танец вокруг сгоревшего подпятника Николай Васильевич пояснил так: "Лучшим умам, собравшимся вокруг подпятника, было это в новинку, а я видел уже четыре так же сгоревших на Братской. Машины стали большими, удельное давление ротора на подпятник так велико, что отжимало смазку. При пуске нужна была принудительная смазка, подача смазочного масла под давлением. Я увидел сгоревший подпятник, что делать стало ясно, стоять и морщить лоб было ни к чему". В довоенные годы монтаж турбин производил непосредственно завод-изготовитель. Но 1937-38 годы прошлись и по Ленинградскому Металлическому заводу: были арестованы директор И.Н.Пенкин, технический директор М.И.Гринберг, главный конструктор гидротурбин Абэ и т.д. Отдел монтажа гидротурбин завода во главе с М.А. Барковским был "спрятан" профессором В.С. Баумгартом в тихую гавань - во ВНИИГ (до войны Баумгарт был заместителем директора, после войны - директором института, где работал впоследствии Горин). Делать в НИИ монтажникам было особенно нечего. От нечего делать сочиняли они "Правила технической эксплуатации электростанций". Отсидевшись пару лет, и убедившись, что гроза миновала, команда Рутковского перебралась в Ленгидропроект (тогда Ленгидэп) и приступила к монтажу финских турбин на недостроенных финнами ГЭС Энсо и Роухиала на реке Вуокса, отошедших Советскому Союзу в результате "победоносной" войны с Финляндией. Помешала Великая Отечественная. В войну финнам удалось на время вернуть свои ГЭС вернее их развалины: гидростанции и целлюлозный комбинат при отступлении наши взорвали. В 1942 году Наркомэлектро в лице замнаркома Б.Е. Веденеева, начальника Главгидроэнергостроя Д.М.Юринова и не раз упоминавшегося выше, в войну главного инженера того же главка А.А.Белякова, назвали команду Рутковского спецконторой номер два Наркомэлектро. Организовано было все в лучших наших традициях. Работали в спецконторе ленинградцы, собранные с воинских частей, а контора располагалась в Москве. Лидер монтажников числился главным инженером, а начальниками были по совместительству то начальник Свирьстроя Б.А.Никольский, то начальник Гидромонтажа В.В. Ликин, то начальник строительства Энсо ГЭС П.С. Непорожний. В 1944 году не без борьбы конторе удалось перебраться в Ленинград. День 25 января 1942 года был самым драматическим для ленинградской энергетики: мощность в городской сети упала до нуля. В сентябре 1942 года, после прокладки кабеля по дну Ладожского озера, город стал получать с Волховской ГЭС пятнадцать тысяч киловатт. Сразу после перемирия с Финляндией, вышедшей из войны в 1944-ом, контора Рутковского за сорок пять дней смонтировала один из четырех гидроагрегатов ГЭС Роухиала, и в последние дни 44-го город получил еще двадцать пять тысяч киловатт. В 1947 году контора была переименована в трест СпецГЭМ, и ее возглавил Рутковский. На этом кончается предыстория славного СпецГЭМа. Затовский в СпецГЭМе с его основания. В войну - Нива-2 на Кольском и Узбекистан, потом Усть-Каменогорск в Казахстане и Мингечаур в Азербайджане. Дальше пошли гиганты пятидесятых - Волго-Дон, Куйбышевская и Сталинградская ГЭС. Чтобы собрать изготовленные на заводе турбину и генератор мощностью в двадцать тысяч киловатт, не требовалось ничего, кроме рук, умеющих работать. И работали поначалу в СпецГЭМе больше умельцы, самородки, инженеров было немного. Другое дело агрегат единичной мощностью в двести двадцать тысяч, как в Братске, установка вертикально с точностью до сотых долей миллиметра и стыковка между собой валов огромных турбин и генераторов, наладка электро-гидравлических регуляторов скорости агрегатов потребовали в начале шестидесятых вливания в трест инженеров. Весной 1961 года на Братский участок СпецГЭМа, которым командовал Затовский, распределилось четыре однокурсника Горина. Один из них, Генрих Козловский, стал главным инженером у Николая Васильевича. На Украину к монтажникам попали однокурсники Горина В.Миронов и С.Станкевич, ныне заместитель начальника треста. У Станкевича на Днепровском участке, в Каневе, под давлением уставших от скитаний по сибирским стройкам жен, оседали под вишнями и днепровскими осокорями постаревшие бригадиры монтажников Затовского-Козловского, герои Братска, Красноярска, Усть-Илима, Вилюя, Хантайки, Зеи. Уехали Герой труда В.Я.Сахатырь, кавалеры орденов Ленина М.М. Жданович, Е.О.Сафронов. Гена Козловский оглох, ходит со слуховым аппаратом. Падал в ущелье на газике Слава Станкевич, когда монтировал агрегаты на пограничной ирано-советской ГЭС на реке Араке. Остался жив, но в больницах пролежал немало. Скоропостижно умер в Югославии Борис Луконин, тоже однокурсник Горина, работавший у Затовского в Братске. А.Дубовик, В.Миронов, В.Коваленко... Жизнь ребят промелькнула в пути: Сибирь, Средняя Азия, Ближний Восток, Вьетнам, Бразилия - как у путешественника Миклухо-Маклая. И неизвестно, кому было проще находить общий язык: Миклухо-Маклаю с папуасами, или им со СГЭМовской вольницей. * * Монтаж по книге монтажника Деменчука. (Январь-март 1970г). Явление папы народу. Сгэмовский автобус особняком стоит напротив общей остановки. На ней толпа приплясывает, поджидая городской транспорт, а к этому не идут. Знают - автобус для аристократов. Посторонних в него не сажают. То из одного, то из другого подъезда, гулко щелкнув дверью, выбегают те самые аристократы в засаленных ватниках и ныряют в тепло автобусного нутра. И разваливаются на сиденьях, как люди, знающие себе цену. Монтажный поток новой смены разбивается о металлические будки бригад и ограждение шахты десятого агрегата. Снимая с себя шарфы, ушанки и ватники, сгэмовцы уже смотрят вниз, что добавилось там с утра до вечера... - Я вам говорю: здравствуйте! - певуче доносится из-за спин монтажников. Папа появился - начальник здешнего СГЭМа, Он здоровается с каждым, слегка приплясывая и улыбаясь. - Позвольте узнать: как ваше самочувствие? - приговаривает одному. - А когда ваша супруга подарит нам нового монтажника? -приговаривает другому. - А на вас, молодой человек, к нам поступил исполнительный лист: не взыщите, но расходы свои вам придется несколько убавить, - приговаривает третьему. И не только приговаривает, но и умеет выслушать ответы, что не каждому спрашивающему присуще. Потом, сцепив руки сзади, он меленькими шажками с реактивной скоростью обегает по окружности шахту десятого агрегата. Мимолетного взгляда его цепким глазам достаточно, чтобы уяснить, что в данный момент здесь происходит. Но это для папы еще не повод, чтобы куда-нибудь вмешаться. "Я вам говорю: отсутствие указаний - еще не повод для бездействия", - любимейшая из его поговорок. ^ - Что мы теперь делаем? - интересуется пританцовывая. - Брус таскаем, Николай Васильевич. Подушку для вала турбины делаем. Жданович тут придумал, как шестерку статора выставлять. - Ин-те-рес-но, ин-те-рес-но, - ест он меня глазами, комично покачивая головой. - Будьте столь любезны, посвятите меня в открытие Михал Михалыча. Понимаю, чего он хочет, тоже включаюсь в игру и начинаю рассказывать. - Ин-те-рес-но, ин-те-рес-но, - улыбается папа, -позвольте - говорит - узнать, что у вас в карманах? - Он запускает руку в куртку и брюки новенького, вытаскивает содержимое и с улыбочкой напевает - Винтики-гаечки, винтики-гаечки, это значит, очень хорошо. Пожалуйста, ваши вещи. Я вам говорю: до свидания! - И он стремительно уходит, приплясывая и помахивая руками, как обрадованный и осчастливленный человек. Идет через весь зал в свою каморку, заваленную отечественными и зарубежными изданиями по всем видам турбин и генераторов. Папа и рабочий класс. Шахта дивногорского агрегата — опусти высотный дом, и тот утонет. Если попытаться осветить ее строго вертикально прожектором, то свет, вероятно, потеряется в бетонной сверхноре и не дойдет до днища отсасывающей трубы. Жутковатая и впечатляющая картина. Спускаются монтажники в эту преисподнюю: из машзала в генераторный отсек, потом ниже — в турбинный, а оттуда по скобяному трапу в бетонном лазе уже к спиральной камере. В боку ее бронированная округлая задвижка. Втискиваются в нее задом и, нащупав ногами лестницу, сползают еще на двенадцать метров, в улитку спиральной камеры. Здесь ветер сквозит - ледяной, пробивающий насквозь любую одежду. Ниже спиральной камеры еще можно спуститься метров на пятнадцать-двадцать, в отсасывающую трубу, но монтажникам надо чуть выше быть - на рабочем колесе. Забираются туда. Спускают монтажники болты на леса под рабочее колесо, кишат друг над другом. - Бу-бу-бу, - встречает их бурчание бригадира Ильи Матвеевича Калинкина - Калины, как его зовут в обиходе. - Бу-бу-бу, добре, что пришли - И задирает тут же голову вверх. Из-под неба кран опускает связку болтов, в каждом шестьдесят килограмм веса, двадцать восемь штук. Четыре с лишним тонны сползает на головы. Внимание на лицах, клешни в рукавицах, а душа в пятки не уходит - придавит, и там достанет. - Бу-бу-бу, принимай, ребята! - командует Калина, а руки самого вровень со всеми вверх вытянулись. - Бу-бу-бу, отдавайте стропы, ребята! Вчерашнюю смену из-за Калины целый скандал произошел. Врачиха заявилась с осмотром. Люди на больших высотах работают, а она давай кровяное давление измерять. У Матвеича - двести верхнее, а он баллоны с кислородом по восемьдесят килограмм таскает. - Берестов?! Где Берестов?! - доносится сверху. - Саня! Ползи сюда - тебя кличут. Берестов выползает на рабочее колесо и задирает голову. Из турбинного отсека лицо Сахатырши смотрит, инструментальщицы участка. - Затовский тебя вызывает! - кричит она. - Зачем? - отзывается Саня, а сердце так начинает барабанить в груди, словно не один, а десять болтов на него навалили. - Не в курсе! - пожимает Раиса плечами - Зашел сейчас и послал за тобой! - Бу-бу-бу, что-то новое в папе, - удивляется Калина, который знает папу добрых десять лет, а то и более. - Иди, раз кличут - отпускает бугор. Берестов лезет вверх, спешит - лицо красными яблоками пошло. Доселе, когда папе кто-то требовался, через усилитель вызывали, а тут гонец. Случилось что-то. Две малые дочки без взрослого в доме... А может, что по работе? Бежать от агрегата надо через весь зал - полкилометра. Нагнал у пятой машины Сахатыршу - та снова руками развела: ничего, мол, не понимаю. Надбавил тогда Саня ходу и уже у первой машины увидел семенящего к себе Затовского. - Мы вам говорим: спа-си-бо! - схватив руку Сани, нараспев начал он. - Бе-ри-те мою ма-ши-ну и езжайте в роддом! У вас родился сын, как белый сыр! Спасибо за монтажника. Вечером ко мне загляните -фруктов дам и сладостей для пущей радости. - И папа засеменил по залу к пусковой машине - только кепка-восмиклинка наподобие ромашки замелькала. Кадровая политика. ( Рассказ шофера Карелина). - Недавно отсюда чуть не уехал. Ты Комкова Валентина знал? - Прораба?.. Знал, На Нурекскую ГЭС уехал, главным инженером нового участка. - Папа здесь разрешил Валентину любых двадцать человек с собой взять, кто захочет, конечно. Я тоже заявление подал. Через неделю список вывесили, смотрю, меня нет. Думаю: спросить надо папу. А он, как назло, а может, нарочно избегает меня. Потом все уехали. Тут папа ко мне подбегает. Руку жмет. Говорит: с вашего разрешения, мы доедем с вами до котлована. Конечно, говорю, Николай Васильевич!.. Ну, едем, значит. Интересуюсь: а вы зачем, Николай Васильевич, меня из нурекского списка вычеркнули? Он поворачивается ко мне удивленно - Разве? Что-то не помню вашей фамилии! И сразу же: а у нас вам плохо? - Не плохо - говорю, - но квартира у меня двухкомнатная, а семья - сами знаете, какая. Доехали мы, он за руку попрощался, спел "подумаем-подумаем" и пошел. Через неделю папа в полвосьмого в гараж прибегает. Раскланялся и бумажку мне в руку. Вот, ордер на трехкомнатную квартиру. Берите, с нашего разрешения, машину на целый день и переезжайте. Квартиры, монтажники и Бочкин. - Евгений Федорович Зайцев всех звал на проводинах к себе на Ингури. Мы на Мамакане с ним в одном доме жили. Мужик он нашенский, ладить с людьми умеет. На что ваш Бочкин - резкий мужик, и тот к нему симпатии с Иркутской ГЭС проявляет. Перед монтажом на Иркутской Зайцев к Бочкину приезжал - прорабство там организовывать. И сумел как-то к деду подойти. Тот и говорит Зайцеву по секрету: в следующее воскресенье, мол, день строителей, все в тайгу гулять поедут, на Ерши, а вот каменный восьмиквартирный дом к заселению готовится, так пока все праздновать будут, вы его и заселяйте с вещами. Там видно будет... И мы въехали в него. Вечером с гулянки вернулись начальники дирекции, скандал подняли, а Бочкин, мол, разберемся, примем меры... Неделю поотлынивал от всяких решений, а потом и сказал: куда же мы их с детьми выкинем, монтажников. А в Дивногорске вообще ни один монтажник в бараке не жил. Прилетела в Дивногорск мамаканская гвардия Зайцева. Бочкин как старых знакомых сразу принял и по секрету сказал: артисты кино "На диком бреге" снимают, мы им два подъезда в пятиэтажном доме выделили, а на днях они уезжают — занимайте потихоньку, и дело с концами. Папа и инженеры. Сегодня папа проводил ликбез со своими помощниками. В начале смены меня и Просветова послали помогать на испытания стержней. Приволокли мы с Иваном тяжеленный экранированный ящик со ртутью, установили двухметровые колбы вдоль статора, настроили много другой аппаратуры. Заводские шефы и наши инженеры, помощники Затовского толпой собрались. Подали сжатый воздух в стержень, включили измерительный прибор - ртуть от давления выше шкалы измерения подскочила. Затовский в испытаниях как бы не участвовал - поодаль прохаживался. И вот осечка. Папа тут как тут. Засвистел песенку, прищуренно манометр с колбой осмотрел и достал блокнот с ручкой. - Подсчитаем-подсчитаем, - запел он, выводя цифры. Высота ртутного столба равняется семьсот сорока миллиметрам. Так и пишем... - Николай Васильевич, - раздается робкий голос, - семьсот шестьдесят. - Разве?! - повернул к тому удивленное лицо и пропел - Спа-си-бо за поправку. - Итак умножаем... После вмешательства Затовского испытания прошли нормально. Папа окинул всех молниеносным взглядом: - Вот что, милые мои, инженеры должны помнить, чему их в средней школе учили. Идите в прорабку, мы и без вас тут управимся. С вашего разрешения, мы ждем вас утром всех с расчетами на герметичность обмотки, на температурные и воздушные испытания. Утром ждем, утром ждем! Не забывайте! Я вам говорю: до свидания! И покинул озадаченных помощников танцующей походочкой. Уроки на пользу. Непонятно откуда появился главный инженер Козловский. Рослый такой, благообразный и с неизменной улыбочкой, схожей как две капли воды с папиными проявлениями радости. - Я вам говорю здра-вствуйте. Как мы дежурим, позвольте узнать? Мы вас зовем: пожалуйте за мной. 18 февраля 1970 года. Монтаж. - Захватывающее зрелище - опускание в статор девятисоттонного ротора. Народа в машзал набивается - ни пройти, ни проехать. Его величество по такелажу Палатин с нависшими надбровьями расшвыривает всех плечами, и знающие предпочитают держаться за его спиной, нежели перед его лицом. Под потолком съехались два пятисоттонных крана. Палатин единолично что-то выкрикивает смазливым крановщицам Тане Кирпатовской и Гале Боченковой. Вот пожилой, сморщенный Палатин шибанул плечом глазеющего прораба строителей, чтоб не путался под ногами, и как ни в чем ни бывало, продолжил свою телепатию с поднебесными крановщицами. Он такой: когда священнодействует с тяжестями, ему не указ ни начальник, ни сам министр. Стоим на фланце статора, как часовые друг около друга по всей окружности. У каждого в руках по картонке — толщина, как на книжных обложках. И вот красная шайба шестнадцати метров в диаметре начинает опускаться на нас. Тысяча тонн без шестидесяти на голову ползет - о-го-го! Это киношникам хорошо с камерами сверху снимать - снизу никого не видно. Только мы во главе со Ждановичем и папой. И ротор все ниже и ниже к нам приближается. Прижимаем картонки к стенкам статора — это единственная роскошь точности, допустимая между полюсами ротора и железом статора. Железная громина повинуется движением губ Палатина и прямо по нашим картонкам входит на свое место. Академик Палатин — по-другому не назовешь. Примечание. Спустя девять лет, при монтаже первого агрегата Саяно-Шушенской, ротор слегка качнуло (на долю секунды не одновременно тормознули краны). Ротор задел статор. После потопа 79 года не держали напряжения, в первую очередь, стержни там, где задели при монтаже. Папа шутит. ^ Любимые пословицы: "Если о каком-то человеке я невысокого мнения, - это еще не значит, что он не должен жить". "Мы за мир и трали-вали". ^ Папа и начальство. У деда вчера пусковая комиссия заседала. Один из заместителей начальника строительства докладывал: - Шестнадцатого надо пускать на холостых, а там ничем и не пахнет. - А вы принюхивались? - Все покатились со смеху. - Мы вам говорим: сетевые графики у нас есть, обязательства выполняем, остальные вопросы решаем, с вашего позволения, исключительно в рабочем порядке. Пуск десятого (16 марта 1970). Шестнадцатого, как обещали сгэмовцы, десятый был поставлен на холостые обороты. Гостей поналетело, понаехало, понабежало - монтажникам негде было подступиться. Ребята, усталые, перемазанные, почти не спавшие восемь недель, уселись в сторонке, по-над стенкой на досках. Юбилейный задрожал от оборотов - девятьсот шестьдесят тонн ротор генератора, тысяча четыреста тонн ротор турбины, скорость на ободе - пять километров в минуту. Кто-то речи произносил, и "ура" кричал кто-то, и пятаки ставил ребром на крестовину - стояли, не падая, значит, добро сделано, не бьет машину. Потом все разошлись, лишь монтажники остались со своим многотрудным детищем. На всех узлах агрегата дежурных выставили, а остальных отдыхать отправили. Истекли трое суток. Когда папа скомандовал остановить машину, и когда мастак по этой части Тихомиров поворотом маховичка закрыл лопатки направляющего аппарата, в зал из-под рифленки повалил дым. Я впервые был на такой операции. Пожара только нам недоставало. Подошел к главному инженеру Козловскому и поинтересовался. - Разве мы не знаем, что ротор тормозится на такой скорости, что колодки дымят? Надеюсь вам это понятно? Все нормально, все нормально, - и руками замахал, как папа. Парни Сахатыря раскидали подпятник и вытащили на проверку все двадцать четыре сегмента по шестьсот килограмм каждый. Проверять будут - все щелочки вынюхивать. Испытания. С двадцати часов до нуля всех домой отпустили - нас, четырнадцать во главе со Ждановичем, остались на самое главное: высоковольтные испытание генератора. Проводят их после холостой прокрутки, и они являются как бы венцом многолетней работы конструкторов, заводчан и монтажников. Самый тревожный, волнующий и радостный момент. Доступ на агрегат всем закрыли. Наладчики протянули экранированные провода. Мы промеж статором и тормозными тумбами втискивали свернутые пополам в ладонь шириной резиновые маты. Папа то появлялся на виду, то исчезал - закинув руки назад и сцепив пальцы за бедрами, он быстренькими шажками обегивал подпятник, выходил в генераторный отсек и тут кружил с обнаженной, начинающей седеть головой. Отчетливо округлившиеся зрачки, плотно сжатые обуженные челюсти да пульсирующая на правой стороне шеи надутая вена говорят о том, что сердце его переместилось в район горла. Главный инженер Козловский сидит неподвижно. Несколько вытянутое, серовато-коричневого оттенка лицо, сопутствующее, как правило, блондинам, броские глаза, обращающие внимание постороннего. Снующие временами наладчики поздороваются с ним -кивнет, не отрывая взгляда, в ожидании главного - выдержит статор или нет после трехдневных вибраций на холостом ходу. Бог –что захочет, человек - что сможет. "Под вашу ответственность", многое заводчане ему доверяли. Сидит неподвижно, хотя неподвижным не назовешь. Не только технарь, но и "доставала". Более чем привлекательной жене Козловского вряд ли удавалось за эти годы вдосталь видеться с мужем, хотя и работает в сгэмовской конторе рядом. "Щучье веление" пока что из сказок в жизнь не перекочевало. Приходится иной раз уподобливаться Остапу Бендеру в его настырности, пробойности, целеустремленности. И ныне ведь всяк добр, да не на всякого. - Внимание!.. Подают — произнес прораб Коля Горев. Помимо природных зарев, мне пришлось повидать и военные: и как Волга горела две недели, когда фашисты разбомбили нефтесиндикат, и горючее огненной лавиной текло и текло по воде, и как сам Сталинград пылал по ночам, и как горел Будапешт наблюдал сопляком-юнгой с борта военного катера - повидал, одним словом, всякие отсветы. Однако не с чем сравнить эти призрачные короны, создаваемые и управляемые человеком. И когда в третий раз утонуло в темени дивное диво, четырнадцать человек заорали "Ура!" * * Десятый агрегат на Красноярской пускался к 100-летию со дня рождения Ленина. Четверть века пролетело. На дворе 7 января 1995 года. Рождество Христово. Похоже, что Затовский встречает Рождество в дороге. Горин вчера звонил к нему домой. Папа еще не вернулся с Курейки, запускает очередную машину (последнюю: на ближайшие пять лет пусков не предвидится). Обещал вернуться к новому году и застрял, путь не близкий, пересадки в Игарке и Красноярске. Перед отъездом Затовский дал Горину рукопись книги "своего" сгэмовского писателя-романтика Деменчука, из текста которой настоящая "выжимка". Хотел Горин вернуть рукопись: сам десятого января уезжает из Черемушек. Придется оставить кому-нибудь. Сам Деменчук тяжело болен, лечится в Сочи. По возвращении в Петербург Горин отправился на Гончарную улицу в контору Козловского. Понять блондин Гена или брюнет уже нельзя: лысина побольше ленинской. Пока Горин пил чай с заморским пирожным, Козловский прочитал главу о Затовском, после чего внес свои дополнения и коррективы. - Про жесткость папы тебе говорил человек со стороны, не монтажник. Бил Затовский только тех, кто мог устоять. Но тех, кто упал - всегда поддерживал. Был у нас электрогазосварщик экстра-класса Мошников Иван Иванович. Четыре раза его из партии исключали за пьянство. Каждый раз Затовский вмешивался: "Не исключайте, это последнее, что у него осталось". Никогда Мошникова папа ни в какую дыру не посылал. Помнил, что у человека неизлечимо больная жена в больнице, и он один растит дочь. Прежде чем в дыры рабочих посылать, папа ездил туда сам. Заставлял работать, но сам работал в три раза больше. Про исполнительный лист и фрукты-сладости, думаю, что Деменчук присочинил: никогда папа на людях такое не говорил, в кабинете с глазу на глаз сообщал об исполнительных листах, и не фамильярничал до такой степени при своих. Шуточки были больше для посторонних. Какие уж тут шутки, когда рабочий день начинался в восемь утра и кончался планеркой в двадцать три часа. Пьянки монтажников Затовский пресекал жестко, зато после работы на морозе сам без просьб выписывал спирт. Насчет лучших умов и сгоревшего подпятника первой машины на Красноярской хочу заметить, что не один папа понимал, в чем дело. У Братской и Красноярской машин были разные главные конструкторы. Орлов, главный конструктор Красноярской, был принципиальным противником принудительной смазки подпятника Мы не сомневались, что без принудительной смазки не обойтись и все для ее организации привезли из Братска. Когда баббит подпятника подплавился, тут же все необходимое для смазки оборудовали. Стоял в кружке "лучших умов" тогдашний главный инженер СпецГЭМа Рутковский. Когда "раскидали" подпятник, Рутковский сказал: "Упрессовали!" Это он имел в виду Орлова, вынужденного согласиться на принудительную смазку. Насчет того, что труднее монтировать - большие машины или маленькие, позволю не согласиться с тобой. Точность монтажа на больших и малых машинах одинаковая, но большие мы монтировали, имея над головой семисоттонные краны, а наши предшественники все делали вручную, лебедками, тросами. Это было более высокое ремесло. На больших ГЭС была специализация: турбинисты, генераторщики, одни занимаются статором, другие - ротором. На маленькой ГЭС все делали одни и те же люди. Я считаю, что старые монтажники были сильнее нас. Шутник Затовский в деле человек очень серьезный. По моему, его голубая мечта - умереть на рабочем месте. Ему семьдесят шесть, а он сам летит на Курейку. Самое большое управление держит в руках. Не только техническую сторону, но и хозяйственную, что очень непросто в наше время. Мы сейчас все как домашние животные, выпущенные на волю, в лес. Кто-то погибнет, кто-то выживет. Николай Васильевич выживет. Примечание. Генрих Станиславович Козловский дал Горину понять, что тот писал о монтажнике Затовском со слов "посторонних", не монтажников. Это не совсем так. На Затовского Горина вывел монтажник-коммунист Олесь Грек. Кое-что рассказывал о "папе". Свой рассказ о Затовском Грек закончил словами: "Беспартийный большевик".
|
отлично
2 