Ю. М. Трофимова (отв ред.), К. Б. Свойкин (отв секретарь), Ю. К. Воробьев, А. Н. Злобин, В. П. Фурманова, И. А. Анашкина, И. В. Седина

страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 18

скачать
Мордовский государственный университет

имени Н.П. Огарева

ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ И ЭКСТРАЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ

ПРОБЛЕМЫ КОММУНИКАЦИИ

Теоретические и прикладные аспекты

Межвузовский сборник научных трудов

Выпуск 5

Саранск

2006

УДК 80 / 81

ББК 81

Л 59

Рецензенты:

Кафедра английского языка Мордовского государственного педагогического института им. М.Е. Евсевьева (зав. кафедрой, доцент А.А.Ветошкин); С.А. Борисова, директор Института международных отношений Ульяновского государственного университета, зав. кафедрой английской лингвистики и перевода, доктор филологических наук, профессор.

Редакционная коллегия:

Ю.М. Трофимова (отв. ред.), К.Б. Свойкин (отв. секретарь), Ю.К. Воробьев, А.Н. Злобин, В.П. Фурманова, И.А. Анашкина, И.В. Седина

^ Издается в авторской редакции

Сборник включает статьи по широкому кругу проблем современной теоретической и прикладной лингвистики.

Сборник адресован преподавателям, аспирантам, научным работникам и всем тем, кто интересуется проблемами современного языкознания, а также междисциплинарными связями в контексте филологической проблематики.

Предисловие

В настоящий сборник включены статьи преподавателей и научных сотрудников различных вузов гг. Саранска, Пензы, Самары, Нижнего Новгорода, а также г. Лиможа (Франция). Материалы сборника развивают филологические и методологические проблемы современной науки в русле опубликованных работ первых четырех выпусков.

Сборник построен в виде следующих разделов: «Функционирование лексических единиц», «Текст и дискурс», «Лингвопрагматика», «Теория и практика перевода», «Культурология и лингвокультурология», «Языковая картина мира», «Межкультурная коммуникация и методика преподавания иностранных языков», «Гендерные исследования», «Интерпретация текста». В каждом разделе присутствуют работы, отражающие основные направления развития той или иной отрасли филологии на современном этапе.

В разделе «Функционирование лексических единиц» представлены статьи, рассматривающие использование лексических единиц в границах текста различных функциональных регистов. Основной состав статей настоящего сборника посвящен изучению теоретических основ текста и отмечен исключительным разнообразием тематики. В поле зрения исследователей оказываются проблемы прозаического, поэтическогго и драматического текста. Их объединяет раздел «Текст и дискурс». Два других раздела «Теория и практика перевода» и «Межкультурная коммуникация и методика преподавания иностранных языков», сохраняя текстовую основу исследований, имеют непосредственный выход в практику перевода и преподавания языка. Раздел «Культурология и лингвокультурология» включает работы, отражающие экстралингвистические условия развития языка, имеющие отношение к культуре социума и её преломлению в структуре языка. Остальные разделы сборника «Лингвопрагматика», «Языковая картина мира», «Гендерные исследования» объединяют статьи, рассматривающие с современных позиций различные явления языка и текста, многие десятилетия привлекающие внимание языковедов.

^ 1. ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ЛЕКСИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ

Гаваева Н. Н., Рябова Е. Н.

Критерии разграничения сложного слова и словосочетания в современном английском языке

Одним из наиболее древних, универсальных и распространенных способов словообразования в английском языке является словосложение, не утратившее своей активности и в настоящее время: по данным И. В. Заботкиной, более одной трети всех новообразований в современном английском языке – сложные слова (Заботкина, 1989: 27). В последнее десятилетие его роль все больше возрастает. По справедливому замечания Е. А. Василевской «в тех языках, где словосложение имеется, оно является могучим средством пополнения и совершенствования грамматического строя языка» (Василевская, 1962: 37).

Основным признаком присущим сложному слову и отличающему его от других языковых явлений, является цельнооформленность. Но очень часто сложное слово рассматривается как единица, совмещающая в себе признаки слова и словосочетания. Мнения зарубежных лингвистов относительно критерия сложных слов и словосочетания расходятся. Одни (Р. Моррис) выделяют как критерий сложного слова графическую цельнооформленность и единство ударения, другие (Бергстон) – цельность семантики, третьи (Дж. К. Рапп) только графическую цельнооформленность, четвертые (Суит, Крейзинг), вслед за немецким лингвистом Г. Паулем, считают необходимым наличие какой-нибудь смысловой или формальной изоляции (Арнольд, 1959: 161).

Подробное рассмотрение предложенных критериев: написания, ударения, смысловой и формальной изоляции показывает, что ни один из них не может считаться абсолютным, что вообще в языке существует много промежуточных элементов между словом и словосочетанием.

^ 1) Графический критерий. Особого внимания заслуживает орфографический критерий, суть которого заключается в рассмотрении всякого комплекса, написанного слитно или через дефис, как сложного слова, а комплекса, чьи компоненты пишутся раздельно, как словосочетания: dividend-right certificate «сертификат, дающий право на получение дивиденда»; dear-money policy «ограничение кредита путем повышения процентных ставок»; fill-or-kill order «приказ клиента брокеру, который должен быть немедленно исполнен или аннулирован».

Тем не менее необходимо отметить, что во многих случаях наблюдается непоследовательность в написании даже одного и того же комплекса. Всякому, кто хотя бы поверхностно знаком с современными периодическими изданиями стран английского языка, хорошо известно то разнообразие, которое царит в написании ряда лексических единиц.

Одни и те же слова, иногда даже в одном и том же номере газеты или журнала могут писаться по-разному: раздельно, через дефис, слитно. Например: loud speaker, loud-speaker, loudspeaker; air line, air-line, airline; goodwill, good will; grown-up, grownup; paperwork, paper work; life style, life-style, lifestyle; co-worker, coworker; frontline, front-line; fund-raising, fundraising; makeup, make-up (Ayto; 1999).

Нет стабильности и в написании однотипных слов. Например: over-exposure «чрезмерное количество посетителей представления», overspill «эмигрирующий избыток населения».

Английский язык не постоянен, и самый лучший вариант узнать правильное написание слова, это посмотреть в словаре. Если же там предложен более чем один вариант написания, наиболее верным является первый вариант, так как он является наиболее распространенным.

Чаще всего сложносоставные слова, в случае если только они не архаического происхождения, пишутся раздельно. Если же корни германского происхождения, или если составное слово широко используется в народе, тогда вероятно слитное написание. Слитное написание так же встречается часто, если при раздельном, компоненты обозначают разные слова. (black bird «черный дрозд» / blackbird «черная птица»).

Существует тенденция дефисного написания сложносоставных слов, имеющих в своем составе короткие слова. Эти слова всегда писались через дефис, и вероятность изменения их написания очень мала, в связи с возможной путаницей в значениях. Это такие слова как: mother-in-law, editor-in-chief, merry-go-round, aide-de-camp, forget-me-not и т.д.

Написание сложносоставных слов через дефис было очень распространено в 19 веке. Например, писатель Герман Мелвил название самого знаменитого своего романа писал через дефис: Moby-Dick. Теперь же можно встретить только слитное или раздельное написание названия.

Названия многих биологических терминов, которые имели ранее дефисное написание, утратили его. Например, растение, произрастающее в лесах Северной Америки, the May Apple, в течение долгого времени писалось через дефис, сейчас – раздельно.

^ 2) Фонетический критерий заключается в наличии объединяющего ударения в сложном слове в отличие от равных ударений в членах словосочетания. Сравним, например:

сложные слова словосочетания

`blackshirt «фашист» `black `shirt «черная рубашка»

`double-cross «надуть, перехитрить» `double `cross «двойной крест»

`strong-box «сейф» `strong `box «прочный ящик»

Большинство сложных существительных имеет ударение только на первом элементе, например: `brawn drain «эмиграция рабочих в страны, которые представляют лучшие возможности для работы», `postcard «почтовая открытка», `plywood «фанера».

Однако И. П. Иванова указывает на недостаток данного признака и говорит, что «… наряду с действительно большим количеством бесспорных случаев, где наличествует единое ударение, имеется много образований, по поводу которых возникают вопросы и недоумения» (Иванова, 1967: 4).

Объединяющее ударение не всегда бывает одинаковым. Оно может сочетаться со второстепенным: typewriter [`tαip˛raitэ] «пишущая машинка», photocopier [`fэυtэυ˛kopiэ] «фотокопировальное устройство», gas attack [˛gæsэ˛tæk] «химическое нападение» (Ayto, 1999).

Могут быть также случаи, когда оба компонента сложного слова сохраняют свое ударение. Два ударения одинаковой силы обычно имеют сложные и сложнопроизводные прилагательные: `date-proćessing «обработка данных».

Иногда ударение используется для разграничения значений внутри сложного слова: `bookcase «книжный шкаф», `book`case «суперобложка».

Фонетический признак можно применить лишь к сложным словам, зафиксированным в лексикографических исследовательских и других источниках, которые информируют нас о характере ударения в том или ином слове. Современный же язык непрерывно пополняется лексическими единицами, которые читатели и исследователи встречают впервые и зачастую только в печатном виде, что исключает применение фонетического признака как такового.

Таким образом, и ударение единственным критерием служить не может.

Фонетическая и орфографическая цельнооформленность усиливают спаянность компонентов сложного слова, поэтому наличие подобной цельнооформленности может служить доказательством того, что перед нами сложное слово, но из этого еще не следует, что отсутствие этой цельнооформленности, т.е. наличие, например, двух ударений или раздельное написание исключает возможность отнесения сочетания двух основ к сложным словам (Арнольд, 1959: 162).

^ 3) Семантический критерий. В решении этой проблемы большой вклад внесен М.Д. Степановой, которая, разделив все сложные слова на цельнонаправленные и раздельнонаправленные, дала возможность подходить дифференцированно при сравнении сложного слова с сопоставимым с ним словосочетанием.

К цельнооформленным сложным словам М.Д. Степанова относит сложные слова, обладающие следующими признаками:

а) расхождение семантической мотивированности сложного слова и его значения, что ведет к невозможности трансформирования сложного слова в синтаксическое словосочетание. Это свойство связано с «внутренней монолитностью» сложного слова;

б) целостное обозначение сложным словом того или иного предмета или явления;

в) большинство цельнонапрвленных сложных слов относится к устойчивым слоям лексики (Степанова,1960: 67).

В отличие от таких слов, раздельнонаправленные сложные слова синонимичны свободным сочетаниям, составленным из опорных слов, соответственно моделям их образования.

Из этого следует, что разные сложные слова по-разному соотносятся со словосочетаниями: одни полностью синонимичны словосочетаниям, значение других никак не может передано словосочетаниями, составленными из опорных слов (т.е. основ сложного слова).

Проиллюстрируем это примерами сложных слов типа «основа существительного + основа причастия II» (N + PII). Основная масса таких слов является раздельнонаправленными и, как таковые, они полностью синонимичны словосочетаниям «причастие II + предлог + существительное» (PII + Prep + N): state-financed = financed by the state, US-made = made in the US, war-damaged = damaged during war, science-based = based on science.

Другие (значительно меньшая часть слов) не соответствуют по своему значению словосочетаниям, при этом такие словосочетания, которые можно было бы получить путем разложения этих слов, никогда не фигурируют в речи, например: road-kill «a person or thing that is useless», dirty dancing «a type of fast, erotic dance in which couples dance very close together» (Мешков, 1976: 186).

4) В некоторых случаях показательной в ограничении сложного слова от словосочетания может оказаться структурная целостность слова. Существует мнение, что в основе всякой модели сложных слов лежит определенный тип словосочетаний и что всякое сложное слово можно, так или иначе, соотнести со словосочетанием. Отсюда, очевидно, должно следовать, что всякое сложное слово может быть представлено словосочетанием.

Но если под словосочетанием иметь в виду определенное сочетание слов, составленное по заранее обусловленным правилам, состоящее из слов, представленных в виде основ в сложном слове и, если требуется, служебного слова, показывающего отношения между компонентами сложного слова, то стремление представить всякое сложное слово в виде словосочетания не всегда может быть оправдано.

Некоторые слова неразложимы. Причиной неразложимости является не лексическая идиоматичность, а невыраженность их смысловых связей. Это положение особенно наглядно выступает во многих английских сложных словах модели N + N: bull bar = bar for bulls, juice box = box of juice, crime report = report on crime. Но для сложных слов типа youth quake, hunger-strike, shotgun wedding, gunboat diplomacy такие изменения невозможны. Нельзя например сказать вместо youth quake – a quake of youth.

Уместно провести здесь следующее высказывание Г. Марчанда: «При образовании сложных слов мы руководствуемся не логикой, а ассоциациями. Мы видим или хотим установить связь между двумя понятиями, выбирая наиболее короткий путь. Фактические отношения выявляются часто только благодаря контексту. Краткость выражения преобладает над ясностью» (Marchand, 1960: 22).

Следовательно, сложное слово в некоторых случаях может выразить то, чего не может передать словосочетание, составленное из опорных слов и служебного слова. В этом и есть одна из важных особенностей словосложения (Мешков, 1976: 189).

Таким образом, существует четыре критерия разграничения сложного слова и словосочетания: графический, фонетический, семантический и структурный. Но не один из них не является абсолютным, и вопрос о границах между сложным словом и словосочетанием остается открытым.

Список использованной литературы:

1. Арнольд И. В. Лексикология современного английского языка. – М.: Высш.школа, 1959. – 238 с.

2. Василевская Е. А. Словосложение в русском языке. – М: Высш. школа, 1962. – 132 с.

3. Заботкина В. И. Новая лексика современного английского языка. - М.: Высш. школа, 1989. – 187 с.

4. Иванова И. П. О характеристике сложного слова в английском языке // Вопросы структуры английского языка в синхронии и диахронии. – Л., 1967., - Вып. I. – 95 с.

5. Мешков О.Д. Словообразование современного английского языка. – М.: Наука, 1976. – 245 с.

6. Степанова М.Д. Словосложение в современном немецком языке. – М.: Наука, 1960. – 115 с.

7. Ayto J. Words. The Twentieth Century. – Oxford University Press, 1999. –

626 p.

8. Marchand H. The categories and Types of Present Day English word-formation. Ed. 2. Munchen, 1969. – 156p.

Руськина В.Г.

Американский сленг в аспекте социальной дифференциации

За последние годы в сфере языка наблюдается существенная динамика, обусловленная процессами социокультурного характера. Немаловажную роль в развитии языка играют отдельные социальные группы людей, которые пополняют язык новой лексикой, в том числе профессиональным жаргоном и сленгом. Различные слои общества используют разные виды сленга. Существует большее количество сленгов: молодежный сленг, школьный сленг, компьютерный сленг, сленг преступного общества, сленг представителей органов правопорядка и т. д.

Сленговая лексика может быть рассмотрена как по стратификационной линии, так и в аспекте ситуативной вариативности. Как справедливо отмечает К.А.Долинин, в аспекте стратификационной вариативности сленг можно рассматривать как язык малообразованных людей. В этом случае его употребление нейтрально, сленговая лексика выступает же в качестве системы номинативных средств. По линии ситуативной вариативности сленг рассматривается в системе экспрессивных средств языка, когда его употребление носителем культуры диктуется намерением достичь определенного эффекта воздействия на слушающего.

Между двумя видами вариативности существует тесная взаимосвязь. Как правило, параметры двух видов вариативности действуют в комплексе.

Одним из факторов, определяющем ограничение на употребление слова по линии стратификационной вариативности является принадлежность к этническому социуму. Так, в языке последних десятилетий образовался целый синонимический ряд номинаций, называющих белого человека и ограниченных в употреблении рамками негритянского населения: blue-eyed devil, whitie, paddy, Mr. Charley, honky. Все перечисленные синонимы маркированы отрицательной оценкой.

Среди белого населения в свою очередь употребляются оскорбительные для негров номинации: Af, houtie, terr.

К числу специфических факторов, предписывающих ограничения в аспекте стратификационной вариативности относятся возраст, пол, образование. По возрастному параметру традиционно выделяется язык молодежи, а именно, студентов и школьников. Так, рамками возрастного социума США ограничено употребление слова drugs в значении O.K.

Например: For instance, your friend says, Let’s go to my house and listen to the new Dire Straits, L.P. to which you reply, Drugs!

Рамками подросткового возраста ограничено употребление таких слов, как to bliss-out (to experience intense bliss), (to funk (to swing pleasurably to agreeable music), head (a drug-addict), to horse around (to break out laughing).

Рамками людей среднего возраста ограничено употребление слова teeny-bopper (a young person in his pre-teens).

Как правило, на градацию по возрастному параметру влияет социальный фактор. Так, выражение bee-bop generation употребляется представителями старшего поколения с иронией по отношению к людям, родившимся после войны и у которых более легкая жизнь.

Зачастую одни и те же предметы реального мира получают различные наименования в зависимости от возрастной градации коммуникантов. Так, представители старшего поколения употребляют слова ice-box в значении refrigerator, wireless в значении radio, в то время как подросток употребляет соответственно fridge и boombox.

Например: He’ll pig out on whatever in the fridge while listening to the boombox.

Аналогичные изменения произошли в семантической структуре слова head, развившего три новые значения:

1) a person who has broken away from conventional society

2) a drug-addict

3) a devotee or enthusiast

Однако, с точки зрения прагматики новые значения двух слов проявляют различия. Так, из трех значений head самым употребительным является a drug-addict. Как, показал опрос информантов, слово head в этом значении является сленгом учеников средней школы. Кроме того, слово ограничено по линии стратификационной вариативности территориальным параметром и употребляется преимущественно в США.

Прагматическая активность второго нового значения head подтверждается тем фактом, что именно в этом значении слово head стало употребляться в качестве второго компонента сложных слов, обозначающие наркоманов, например:

pot-head (marijuana-smoker)

acid-head (a person addicted to LSD)

smack-head (a user of heroin)

hash-head (a user of hashish).

В аспекте ситуативной вариативности наблюдается также миграция лексики из сленгового слоя в слой лексики общелитературного стандарта, употребляющейся в ситуациях неформального общения. К таким словам относятся bird (an attractive girl or woman), drag, needle (a sarcastic remark), speed (a drug causing euphoria), cool (pleasant), hahg-up (frustrahow) и т. д.

Стратификационная вариативность всегда учитывает изменения в социальной структуре общества. Речь идет о взаимодействии между общеупотребительной лексикой и социолекто-лингвистическим вариантом, определяемым на основе социальных параметров и коррелирующим с определенным социальным классом (группой). Происходит миграция общеупотребительных слов в новые профессиональные жаргоны и в новые социолекты в связи с появлением новых малых групп (неформальных объединений).

Немаловажно, что связь между социолектом и литературным языком носят диалектический характер. Многие термины социолекта совершают обратную миграцию в общелитературный пласт. Происходит «диффузия» субкультуры, ее язык может распространяться на другие периферийные пласты и в стандартный язык.

Так, многие слова социолектов джазовых музыкантов, радиолюбителей, наркоманов вернулись в стандартный язык в своих социокультурных значениях.

Speed (a stimulant drug)

Acid (the hallucinogenic drug LSD)

Люди одной профессии или социальной группы сходны употреблять сленговые слова и выражения. Приведем ряд новых сленгизмов, которыми пользуются американские полицейские.

hairbag – полицейский ветеран

hook – влиятельный босс полицейского управления

pad – список магазинов и учреждений, производящих постоянные выплаты за покровительство

rip – жалобы на полицейского

standup guy – надежный человек

story – сообщение об аресте со слов полицейского

A вот несколько примеров из сленга журналистов.

news hole – «дыры для новостей», оставшееся пустое место для новостей после рекламы

stringer – частично занятый корреспондент

takeout – статья, в которой обыгрываются те или иные события

morgue – отдел, в котором хранятся вырезки из газет.

И, наконец, приведем ряд примеров военного и политического сленга, взятых из романа Ф.Нибела и Ч.Бейли «Семь дней в мае».

I’ll never waste my dough on booze when I grow up. (dough – деньги, booze - пьянка)

Beat it, Dorsey. (Beat - синоним слова go away, get out).

Hey, Mutt, when did you get the chickens?

Chickens – орел, знак отличия у полковника США.

If, there’s any flak, I’ll be there. (flak – срочное дело)

How’s the private eye of the cold war (private eye - детектив)

It’s a good publicity gimmick (gimmick – уловка, трюк).

Итак, сленг отражает большое разнообразие социальных групп, специфику «культур», причем процесс слияния этих «культур» с доминирующей культурой очевиден. Язык в сленге превращается в средство социальной символики и является активной составляющей «живого» разговорного языка.

^ 2. ТЕКСТ И ДИСКУРС

Бирюкова О.А.

Индивидуально-авторское преломление онима «Шекспир»

в текстах рассказов английских и американских писателей XX века

В современной лингвистической науке возрастает интерес к изучению такого пласта лексики, как имена собственные, или онимы. Наряду с исследованием особенностей функционирования ономастических единиц в фольклорном и обрядовом кодах народной культуры, историко-культурным и лингвокультурологическим анализом имен собственных, изучением концептуальности таких имен и прочих аспектов, касающихся специфики бытования указанных лексем в языке и речи (Березович, 2001), изучаются факты присутствия собственных имен в тексте художественного произведения. В центре внимания ученых-ономастов оказались, в частности, особенности индивидуального преломления и применения ономастических единиц в творчестве каждого писателя (Фонякова, 1990).

Как известно, онимы в контексте того или иного произведения характеризуются предельной информативной насыщенностью, резкими перепадами информационного объема, а также жестко детерминированной однозначной связью между содержанием имени собственного и ситуацией общения (Кухаренко, 1988:102). Особенно ярко указанные свойства собственных имен в их индивидуально-авторском употреблении проявляются, по-видимому, в таком разряде литературного ономастикона, как реально-исторические имена, которые, обладая групповой информацией, свойственной любому имени, в то же время отягощены и индивидуальной информацией (Верещагин, Костомаров, 1980:174-175). Другими словами, речь идет об именованиях лиц, которые чем-то отличились, проявили себя с положительной или отрицательной стороны в определенной сфере деятельности: это, в первую очередь, громкие исторические имена выдающихся политических деятелей, военачальников, ученых, писателей, художников, деятелей киноискусства и т.п.

Следует отметить, что мощный ассоциативный потенциал, свойственный историческим именам, актуализируется в каждом отдельном произведении по-разному. В любой конкретной речевой репрезентации имени собственного проявляется индивидуальный подход автора к его изобразительным возможностям. Даже в случае употребления одного и того же имени реального лица разными авторами нетрудно заметить, что информация, кодируемая этим конкретным онимом, будет варьироваться от случая к случаю. Несомненный интерес в этом отношении вызывает функционирование онима «Шекспир» в текстовом пространстве коротких рассказов английских и американских авторов XX века. Имя великого английского поэта и драматурга встречается у С.Моэма, Р.Олдингтона, Г.К.Честертона, К.Мэнсфилд, У.Сарояна, Э.Хемингуэя, Д.Паркер, Р.Брэдбери. Подобное неравнодушие англоязычных писателей к анализируемому имени собственному свидетельствует об особой значимости его денотата в национальной картине мира. Иначе говоря, в англоязычном культурном сообществе вокруг имени Шекспира сформировался определенный концепт, включающий все языковые и экстралингвистические значения, связанные с использованием ономастического знака, сложившиеся у носителей языка (Голомидова, 1998:16).

Принимая во внимание концептуальность онима «Шекспир», отметим, что в текстовом пространстве им наиболее часто выполняется характеризующая функция, причем степень участия имени Шекспира в формировании образа каждого конкретного персонажа неодинакова, как и его роль в раскрытии концепта всего произведения. По-разному обыгрывая данное имя, автор либо подчеркивает какую-то определенную черту в образе своего персонажа, либо акцентируют внимание на характере в целом. Необходимо также принять к сведению преимущественно однократное употребление большинством авторов онима «Шекспир» в пределах отдельно взятого рассказа. Однако в текстовой ткани рассказов У.С.Моэма и Г.К.Честертона данное имя собственное характеризуется многократной повторяемостью и, помимо прочих функций, начинает выполнять роль текстовой скрепы (Фонякова, 1990:28), продвигая развитие сюжета.

Обратимся к рассказу К.Мэнсфилд ^ Life of Ma Parker, в котором оним «Шекспир» фигурирует в авторской речи, относящейся к героине. Опираясь на устойчивую ассоциацию Stratford-on-Avon – Shakespeare, сложившуюся в мировой культурной традиции, автор характеризует свою героиню как женщину простую и необразованную: «At sixteen she’d left Stratford and come up to London as kitchen-maid. Yes, she was born in Stratford-on-Avon. Shakespeare, sir? No, people were always arsking her about him. But she’d never heard his name until she saw it on the theatres».

Имя Шекспира может быть введено в качестве предмета полемики, в которой обнаруживается определенная позиция персонажа, как это происходит в рассказе Р.Олдингтона Nobody’s Baby: «‘A great artist is intensely personal because he cannot be anyone but himself. No one can fail to recognize, say, the manner of Rubens. And though Shakespeare says nothing directly about himself, we not only recognize his manner in every passage, but are introduced through his characters to the spiritual adventures of a great individual mind.’

Mr.Cox ‘huck-hucked.

‘Shakespeare, he said, ‘was a mediævalist. He don’t interest the moderns. Take me for instance. My work is impersonal, anonymous, a benefit conferred on the human race without their knowledge. I mean they don’t know who I am any more than they know who invented the internal combustion engine’».

Многократное упоминание имени Шекспира в прямой речи разных персонажей в контексте одного произведения характерно, как было отмечено выше, для рассказов У.С.Моэма и Г.К.Честертона. Так, в рассказе У.С.Моэма The Round Dozen упоминание имени Шекспира мистером Сент-Клером, с одной стороны, фиксирует определенное событие в его жизни. Если при интерпретации образа мистера Сент-Клера учесть тот факт, что сыграть шекспировский спектакль считается особой честью, своего рода экзаменом даже для выдающихся актеров, можно предположить, с какой гордостью мистер Сент-Клер говорит о своих достижениях как актера-любителя. С другой стороны, оним «Шекспир» попадает в один ряд с многочисленными реальными именами, которые мистер Сент-Клер небрежно бросает в беседе со своим новым знакомым, от лица которого ведется повествование. Совокупность этих имен образует круг общения мистера Сент-Клера и определяет сферу его интересов, характеризует его как человека, несомненно, осведомленного, интересующегося новинками в области литературы, живописи, театра, но в то же время использующего известные имена с целью придания определенной значимости своей особе в глазах окружающих:

«’But in his younger days my husband did a lot of amateur acting and he was thought very clever,’ said Mrs. St Clair.

’Shakespeare, you know, and sometimes The School for Scandal. I would never consent to act trash. But that is a thing of the past. I had a gift, perhaps it was a pity to waste it, but it’s too late now. <…>’» .

Другой персонаж этого рассказа – Мортимер Эллис, пытаясь объяснить своему собеседнику причину, по которой ему легко удавалось усыпить бдительность женщин, доверявших ему свой капитал, делает ссылку на Шекспира: «‘Well, sir, you know what Shakespeare said about ambition o’erleaping itself. That’s the explanation. Tell a woman you’ll double her capital in six months if she’ll give you to handle and she won’t be able to give you the money quick enough. Greed, that’s what it is. Just greed’». Подобное употребление имени Шекспира в прямой речи персонажа придает весомость и убедительность его словам.

В сходном контексте упоминается имя Шекспира в рассказе Э.Хемингуэя ^ The Short Happy Life of Francis Macomber: «“You know, I’d like to try another lion,” Macomber said. “I’m really not afraid of them now. After all, what can they do to you?”

“That’s it,” said Wilson. “Worst one can do is kill you. How does it go? Shakespeare. Damned good. See if I can remember. Oh, damned good. Used to quote it to myself at one time. Let’s see. ‘By my troth, I care not; a man can die but once; we owe God a death and let it go which way it will he that dies this year is quit for the next.’ Damned fine, eh?”».

Г.К.Честертон в рассказе ^ The Crime of Captain Gahagan использует имя Шекспира как показатель литературных пристрастий персонажа, которые в то же время раскрывают его характер. Однако, ознакомившись с содержанием рассказа, нетрудно заметить, что степень проникновения данного онима в смысловую структуру текста гораздо значительнее, чем это может показаться вначале. Любовь к Шекспиру капитана Гэхэгана, обвиненного в убийстве, помогает мистеру Понду раскрыть преступление и установить истину. В контексте рассказа оним «Шекспир» выступает как символ эпохи, как обозначение определенного типа человеческой натуры. При этом указанный оним фигурирует и в прямой речи разных персонажей, и в их внутренней речи: «<…> Like all these, for some reason, he adored Shakespeare. Isaac Butt filled speeches with Shakespeare; Tim Healy could quote the poet so that his poetry seemed part of the living talk at table; Russell of Killowen read no other book. But he, like they, was Shakespearian in an eighteenth-century way: the way of Garrick; and that eighteenth century that he recalled had a pretty pagan side to it» (размышления мистера Понда о своем друге капитане Гэхэгане);

«Perhaps the great Shakespearian actress claimed descent from great Shakespearian critic» (мистер Понд об Оливии Февершем, актрисе);

«If poor Gahagan had a real intellectual friendship, then he would go on talking till long past midnight. And with whom would Gahagan be so likely to have one as with an Irish actress who was chiefly interested in Shakespeare» (мистер Понд о капитане Гэхэгане);

«<…> Poor Peter used to come to me to talk Shakespeare till morning; but I had to turn him out at last. When a man calls on me, and tries to recite the whole of Romeo and Juliet, it gets past a joke. But you see how it was. The English won’t allow the poor fellow to recite Shakespeare» (Оливия о капитане Гэхэгане).

В целом в данном рассказе имя Шекспира символизирует определенный образ жизни, особый склад ума, манеру общения капитана Гэхэгана, его внутреннее одиночество и неприятие современного ему мира. Оним «Шекспир» функционирует как аллюзивный текстовый элемент, содержащий многочисленные коннотации. С одной стороны, он объединяет Питера Гэхэгана и Оливию, с другой стороны, противопоставляет их остальным героям рассказа и выполняет, таким образом, еще и контрастирующую функцию.

Значительность для англоязычного мира денотата, обозначаемого именем Шекспира и всего объема информации, связываемого с этим именем, проявляется в рассказе Д.Паркер Glory in the Daytime. Миссис Мэрдок, рассказывая своему мужу о встрече с объектом ее восхищений актрисой Лили Уинтон, полностью забывает о некотором разочаровании, вызванном столкновением сложившегося у нее представления о Лили Уинтон и реальным образом актрисы. Единственное, что она вспоминает после общения со своим кумиром – это декламирование ею Шекспира:

«“Ah, Jim”, Mrs. Murdock said. “Ah, Jim, please. I’m not sorry at all I went to Hallie Noyes’s today. It was – it was a real experience to meet Lily Wynton. Something I’ll remember all my life.”

“What did she do?” Mr. Murdock said. “Hang by her feet?”

“She did no such thing!” Mrs. Murdock said. “She recited Shakespeare, if you want to know”».

Особенно часто к имени У.Шекспира обращается американский писатель-фантаст Рэй Брэдбери. Анализируемый оним зафиксирован в трех рассказах этого автора. В рассказе The Golden Apples of the Sun имя Шекспира входит в один ономастический ряд с именами других известных поэтов и писателей (Yeats, Steinbeck, Stephens) и упоминается в связи с прямо цитируемым текстом пьесы «Цимбелин». В данном случае проявляется интертекстуальная связь произведения Р.Брэдбери с текстом-ассоциатом, которую важно учитывать при интерпретации первого. Кроме того, в цитируемом отрывке отражается широкая известность имени Шекспира и его творчества среди членов экипажа космического корабля, являющихся представителями англоязычного мира:

«Their rocket was the Copa de Oro, also named the Prometheus and the Icarus and their destination in all reality was the blazing noonday sun. In high good spirits they had packed along two thousand sour lemonades and a thousand white-capped beers for this journey to the wide Sahara. And now as the sun boiled up at them they remembered a score of verses and quotations:

“‘The golden apples of the sun’?”

“Yeats.”

“‘Fear no more the heat of the sun’?”

“Shakespeare, of course!”

“‘Cup of Gold’? Steinbeck. ‘The Crock of Gold’? Stephens. And what about the pot of gold at the rainbow’s end? There’s a name for our trajectory, by God. Rainbow!”».

В рассказе Р.Брэдбери ^ The Exiles по воле автора оживают и действуют как непосредственные герои произведения известные писатели, среди которых упоминается и У.Шекспир:

«Mr. Edgar Allan Poe stood in the tower window, a faint vapor of spirits upon his breath. “Hecate’s friends are busy tonight,” he said, seeing the witches, far below.

A voice behind him said, “I saw ^ Will Shakespeare at the shore earlier, whipping them on. All along the sea Shakespeare’s army alone, tonight, numbers thousands: the three witches, Oberon, Hamlet’s father, Puck – all, all of them – thousands! Good Lord, a regular sea of people.”

“Good William.” Poe turned. <…>».

Человеком, тяжело переживающим наступление новых времен и отказывающимся рвать связь с прошлым, выступает герой рассказа Р.Брэдбери Henry the Ninth. Среди многочисленных реально-исторических имен собственных в тексте фигурирует и имя Шекспира:

«He rummaged half blindly about in the grass and found his lost book bag and chocolate bits in a sack and hoisted his Bible, and Shakespeare and much-tumbed Johnson and much-tongued Dickens and Dryden and Pope, and stood out on the road that led all round England».

В данном рассказе оним «Шекспир» обозначает и всю совокупность написанных драматургом произведений, и целую эпоху в культурной жизни Англии. Одновременно он является тем знаком, при восприятии которого актуализируется индивидуальная для каждого читателя информация, связанная с именем Шекспира.

Резюмируя вышесказанное, заметим, что упоминание онима «Шекспир» в пределах одного произведения может быть однократным или, напротив, весьма частотным. В последнем случае семантический потенциал онима реализуется гораздо полнее, внедряясь в смысловую структуру текста и участвуя в создании концептуальной основы произведения. Однако наиболее часто реализуемая в тексте функция имени Шекспира может быть определена как характеризующая: данный оним участвует в создании образа персонажа. Индивидуально-художественное значение имени Шекспира проявляется по-новому в каждом конкретном произведении, подчиняясь воле автора.

Список использованной литературы:

Березович Е.Л. Русская ономастика на современном этапе: критические заметки // Известия АН. Серия литературы и языка, 2001. – Т.60. – №6. – С. 34-46.
Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Лингвострановедческая теория слова. – М.: Русский язык, 1980.– 320 с.
Голомидова М.В. Искусственная номинация в ономастике. – Екатеринбург, 1998.
Кухаренко В.А. Интерпретация текста. – М.: Просвещение, 1988. – 192 с.
Фонякова О.И. Имя собственное в художественном тексте. – Ленинград, 1990. – 104 с.

Верещагина Л.В., Богомолова А.В.

Вербализация отрицательных эмоций в авторских ремарках

(на материале английских пьес)

Проблема исследования выражения эмоций в художественном тексте является одним из наиболее актуальных вопросов современной психолингвистики и психологии и имеет большое теоретическое и прикладное значение. В последнее время наблюдается повышенное внимание лингвистов к психолингвистическому анализу текста, в общем, и различных способах выражения эмоций в художественном тексте, в частности. Особый интерес в этом плане представляет исследование драматического текста.

В данной статье описываются результаты исследования различных способов вербализации авторских ремарок в художественном драматическом тексте.

Экспериментальный материал данного исследования представлен пьесами английских писателей: O. Wilde “Lady Windermere’s Fan”, B. Show “The Heartbreak House”, “Pygmalion”. В общей сложности было проанализировано более 500 страниц художественного драматического текста: весь корпус экспериментального материала составили 1432 ремарки, из которых было отобрано 45 ремарок, вербализирующих отрицательные эмоции.

Изучив различные подходы к определению драматического художественного текста, в работе мы понимаем его как реальное языковое произведение, созданное в соответствии с законами данного жанра. Основными характеристиками драмы являются следующие:

1) первоначально оно создается для последующей сценической интерпретации;

2) текст драмы имеет особое построение: он состоит из актов (действий), акты состоят из явлений;

3) текст драмы распадается на две части: речи персонажей и ремарки.

Ремарки имеют служебную роль сообщения. Так как писатель-драматург ограничен в повествовательном изображении, авторская речь сводиться к авторским ремаркам. Авторская ремарка понимается нами как авторское пояснение в драматическом произведении, с помощью которого уточняется место действия, внешний или духовный облик персонажей, различные психологические состояния, переживаемые ими. Следует отметить, что в тексте ремарки выделяются графически: они заключаются в круглые или
квадратные скобки, выделяются курсивом. Существуют различные классификации и виды авторских ремарок, но все они построены по одному
принципу – выполняемой ими функции в реплике персонажа или целого
явления или акта. Выделяются следующие виды ремарок: персонификаторы, интродуктивные, кинесические и эмоциональные. Основными функциями авторских ремарок являются: экстралингвистическая и смыслообразующая и направлены на:

описание места и времени действия;
объяснение ситуации и характеристику действующих лиц;
описание элементов невербальной коммуникации;
описание эмоционального состояния персонажей;
представление участников монолога (диалога, полилога).

Результаты нашего исследования позволили нам составить собственную, более детальную классификацию авторских ремарок, вербализирующих отрицательные эмоции. Итак, мы выделяем «чисто» эмоциональные, эмоционально-кинесические, в которых эмоции персонажа представлены посредством его действий, и интонационные ремарки, где эмоции представлены через описание просодических параметров речи.

Таким образом, результаты нашего исследования свидетельствуют о том, что эмоциональные ремарки описывают реакции персонажа на какое-то действие или сказанную фразу. Эмоциональные ремарки, выражающие отрицательные эмоции персонажа могут существовать как в «чистом» виде, так и в качестве эмоционального компонента в составе кинесических ремарок, согласно нашей классификации, кроме того, мы выделяем односложные ремарки (выраженные одной лексемой) и ремарки представленные синтаксическими группами.

Итак, отрицательные эмоции в «чисто» эмоциональных ремарках могут быть односложными (представленными одной лексической единицей), выраженными именем прилагательным (Adj), причастием I (P I) и причастием II (P II). Исследуя частотность данных частей речи в эмоциональных ремарках, были получены следующие результаты: Р II – 40 % всех исследованных ремарок (heartbroken, hurt, appalled), наречие (Adv) – 35 % (hysterically, explosively, angrily). Следует также отметить, при описании отрицательных эмоций чаще всего используются наречия, образованные от имен прилагательных с помощью суффикса -1у. Также встречаются случаи вербализации посредством P I – 15 % и прилагательного – 10 %.

Чаще всего «чисто» эмоциональные ремарки встречаются в виде синтаксических групп, в состав которых могут входить различные части речи, как самостоятельные (имя существительное, наречие, имя прилагательное, Participle I, Participle II), так и служебные (предлоги). В данных синтаксических группах основную смысловую нагрузку несут самостоятельные части речи, именно они вербализируют эмоциональное состояние персонажей. Служебные части речи выполняют вторичные функции: усиление значения, указывают определение направления. Самый распространенный синтаксический способ: Adv + Adj – 21 % (still hysterical, very miserable). Наречия в данных ремарках выполняют функцию усилителя значения, выраженного именем прилагательным. Наименее частотный способ вербализации – простое нераспространенное предложением (She is on the point of weeping.)

Чаще всего отрицательные эмоции передаются в составе смешанной ремарки, когда психическое состояние персонажа представлены посредством его жестов, мимики, телодвижений, т.е. невербальных коммуникативных движений. Такой тип ремарок мы называем эмоционально-кинесической. Данные ремарки выражаются чаще всего либо синтаксической группой, либо простым нераспространенным предложением (running away in terror to the piano). В данной ремарке компонент отрицательной эмоции передан существительным in terror (в ужасе), который сопровождается невербальным действием, вызванным этой эмоцией (running away - убегая).

Эмоциональный компонент как показывает наше исследование, чаще всего выражается наречием, который играет роль усилителя эмоционального значения. Невербальный эмоциональный компонент вербализируется предлогами (away, out, off), а также посредством эмоционально-окрашенной лексики (to throw, to dart, to tear, to shut, to rush и др.).

В отдельную группу выделены авторские ремарки, описывающие просодические средства речи, а именно таких интонационных параметров как громкость, тембр и высота голоса, скорость речи. Мы называем такие ремарки интонационными. При вербализации отрицательных эмоций, по результатам нашего исследования, принимают участие все параметры речевой интонации. При описании отрицательных эмоций обычно возрастает громкость речи, изменяется тон, темп и тембр речи. Интонационные характеристики вербализируются в авторских ремарках, по результатам исследования, Причастием I: (yelling, shouting, groaning), а также синтаксической группой (in tears, between her teeth).

Особую группу составляют ремарки, вербализированные таким стилистическим средством, как сравнение: например with the roar of a wounded lion. Данный пример необычен тем, что раздражение персонажа Б. Шоу показывает через указание произнесения фразы, сравнивая голос персонажа с ревом раненного льва. В ремарке with something like a yell of despair словосочетание yell of despair (с криком отчаяния) указывает не только на громкость произнесения реплики персонажем, но также отражает моральное состояние отчаяния, испытываемое героем и вербализируется посредством сравнения с союзом like.

В качестве итога отметим, что выбор способов вербализации эмоциональных ремарок в драматическом тексте зависит, на наш взгляд, от того, какое место они занимают в синонимичном ряду отрицательных эмоций. Так, например, центральная эмоция «гнев» вербализируется синтаксической группой в составе эмоционально-кинесической ремарки, поскольку такие отрицательные эмоции как гнев, ярость, отчаяние находятся центре эмоциональной гаммы, они требуют комплексной вербализации в драматическом художественном тексте.

Список использованной литературы:

Бердникова Л.П., Уманская М.Б. Прагматика авторских ремарок в тексте английской пьесы // Вопросы романо-германской и русской филологии. Сб. науч. тр. ПГЛУ. Пятигорск, 2006. – С. 42-47.
Шаховский В.И. О лингвистике эмоций // Язык и эмоции. Волгоград: ВолГу, 1994. – С. 3-15.

Список художественной литературы:

Show B. The Heartbreak House // Selected Stories. М., 2006. – С. 3-129.
Show B. Pygmalion // Selected Stories. М., 2006. – С. 130-296.
Wild J. Windermere’s Fan // Selected Prose. М., 2000. – С. 3-178.

Гаваева Н.Н., Верхова Е.В.

Сравнительный анализ средств выражения категории времени в английском предложении и дискурсе

По мнению исследователей, категории текста не совпадают с категориями предложения и возникают вместе с текстом как системой высшего ранга. Это категории особого рода, характеризующие отрезки большие, чем предложение. Следовательно, языковые средства выражения времени в дискурсе и предложении также не совпадают. Исследование языкового материала свидетельствует о том, что в формировании категорий текста участвуют единицы различных уровней в их взаимозависимости и взаимодействии. Они передают широкий круг понятий с помощью конечного инвентаря языковых средств (Тураева З.Я., 1986: с.86).

Описание темпоральной структуры текстов и их временной соотнесенности с внеязыковой действительностью не только поможет проиллюстрировать языковые средства выражения времени в дискурсе и предложении, но и раскроет новые грани различий между текстом и предложением.

Структура временных отношений, соотнесенность с миром реалий могут быть определены лишь на уровне текста. Это есть убедительное доказательство того, что категория времени должна рассматриваться как текстовая категория, кардинальные особенности которой нельзя выявить на уровне предложения.

Действия, передаваемые формой абстрактного настоящего, характеризуются относительно неопределенной локализованностью во времени. Движение видо-временных форм обеспечивает связность текста, логику изложения. В создании темпоральной структуры научного текста организующая роль принадлежит глаголу. То, что в иерархии языковых средств, передающих временные отношения, ведущая роль принадлежит именно глаголу, находится в полном соответствии с основными признаками стиля научной прозы — использованием стереотипных языковых средств, логичностью и эксплицитностью изложения. Как известно, ядром функционально-семантической категории темпоральности является микросистема видо-временных форм как наиболее специализированное средство выражения временных отношений в языке. Периферия представлена лексическими показателями времени, формами косвенных наклонений, сочетанием инфинитива с модальными глаголами. (Тураева З.Я., 1986: с.87).

Участие различных элементов в создании темпоральной структуры текста позволяет говорить о полевой структуре поля времени как онтологическом признаке текста. Она в основном повторяет структуру функционально-семантической категории темпоральности.

Рассмотрим пример:

«Before we can analyse the different strata of a work of art we shall have to raise an extremely difficult epistemological question, that of the "mode of existence" or the "ontological situs" of a literary work of art (which for brevity's sake we shall call "a poem" in what follows.

To the question what and where is a poem or rather a literary work of art in general several traditional answers have been given which must be criticized and eliminated before we can attempt an answer of our own. One of the most common and oldest answers is the view that a poem is an "artefact", an object of the same nature as a piece of sculpture or a painting. Thus the work of art is considered identical with the black lines of ink on white paper or parchment or, if we think of a Babylonian poem, with the grooves in the brick. Obviously this answer is quite unsatisfactory.» (R. Wellek and A. Warren, 1978: с. 47).

Здесь грамматической доминантой является семантический вариант настоящего индефинитного, который мы определяем как настоящее индефинитное постоянное. Помимо этой формы в тексте встречаются формы настоящего перфектного и будущего индефинитного.

Формы времени находятся в полном соответствии с глубинным смыслом. Анализируемый фрагмент текста характеризуют предельная обобщенность, формулирование положений, носящих характер закономерности. Моделируется типичное, а не уникальное. Отсюда и употребление наиболее нейтральной, немаркированной формы. Она передает нелокализованность во времени, панхроничность, проявляющуюся в отсутствии ориентации на векторный нуль при включении его в общую протяженность действия: What is the "real" poem? How does it exist? One of the most common... answers is the view that a poem is an "artefact"... Вместе с тем анализируемый отрывок содержит элементы индивидуализации, которые неизбежно влекут за собой иное языковое оформление. Они отмечены свободой обращения и с видо-временными формами, использованием менее стереотипных языковых средств, меньшей безличностью: Before we can analyse the different strata of a work of art we shall have to raise an extremely difficult epistemological question... Where should we look for it? Здесь мы наблюдаем употребление формы настоящего перфектного эксклюзивного.

Поле времени создается в основном видо-временными формами. Вместе с тем реализации значения всевремённости способствуют и другие элементы контекста: а) субъект неконечной временной данности, выраженный существительным в обобщенном значении: mode of existence, a literary work of art и др. Абстрактные существительные, передающие обобщенный характер субъекта, доминируют в приведенном фрагменте текста; б) составное именное сказуемое как одно из средств выражения постоянного признака: What is the "real" poem? A poem is an "artefact"; в) лексические единицы, в семантической структуре которых потенциально присутствует признак всевремённости в силу их абстрактного значения: epistemological question, ontological situs; г) составное глагольное сказуемое, передающее длительность действия без временных ограничений: continue to exist.

Обратимся к отрывку из романа Л. Даррелла "Justine".

«In the great quietness of these winter evenings there is one clock: the sea. Its dim momentum in the mind is the fugue upon which this writing is made. Empty cadences of sea-water licking its own wounds, sulking along the mouths of the delta, boiling upon those deserted beaches— empty, forever empty under the gulls: white scribble on the grey munched by clouds. If there are ever sails, here they die before the land shadows them. Wreckage washed up on the pediments of islands, the last crust, eroded by the weather, stuck in the blue maw of water... gone!»

В цикличности движения, в непрерывности временного потока, складывающегося из отдельных дискретных компонентов, заключена основная идея, содержательно-концептуальная информация анализируемого фрагмента. Столкновение непрерывности временного потока и дискретности отдельных повторяющихся сегментов действия создает полифонию, которую автор уподобляет фуге.

Выявив смысл текста, сотканный из различных его компонентов, можно определить план содержания категории информативности, для чего следует обратиться к средствам формирования плана выражения этой категории. На лексическом уровне актуализаторами идеи движения являются имена одного тематического поля (в самом широком смысле этого слова):

momentum—quantity of motion of moving body; cadence—rhythm, measured movement; boil—bubble up, undulate, have wavy motion; munch—eat with much action of jaw; die—here disappear, fade away; shadow—-overspread with shadow; wash up—carry along in specified direction.

He находясь в синонимических отношениях, приведенные выше лексические единицы передают понятия, связанные определенными зависимостями. Общим является семантический компонент, передающий движение.

Вариативность средств выражения времени, их порождение текстом наблюдаем в рассказе М. Спарк «Портобелло Роуд» ("Portobello Road"). В создании полифонии художественного времени видо-временным формам не принадлежит ведущая роль. Напротив, их семантика вступает в противоречие с членением текста на два плана — ирреальное и реальное. План реального подается как давно прошедшее, а небытие как некое настоящее (в каждом из этих пластов выделяются различные временные наслоения). Такая подача ирреального приближает именно этот план к авторскому и читательскому времени, создавая условное «сейчас» героини.

Приведем несколько примеров из плана ирреального (сюжетное настоящее): «^ I take my recreation on Saturday mornings. If it is a wet Saturday I wander up and down the substantial lanes of Woolworth's as I did when I was young and visible. When Saturdays are fine I go instead to the Portobello Road where formerly I would jaunt with Kathleen in our grown-up days» (М. Спарк, 1984: с.182).

Как видим, наиболее частотной формой является форма настоящего индефинитного кратного: «^ I hear the tinkling tills, I hear the jangle of loose change and tongues and children wanting to hold and have» (М. Спарк, 1984: с.183).

To, что точкой отсчета, условным настоящим, условным «сейчас» является небытие, подтверждает и употребление наречия ago: «I did not see George again till just before my death, five years ago» (М. Спарк, 1984: с.192).

Время моделируется с помощью комплекса взаимодействующих средств различных уровней: композиции, лексической системы, разного рода повторов, стилистических приемов и пр. Важная роль в формировании категории художественного времени принадлежит композиции произведения.

«One day in my young youth at high summer, lolling with my lovely companions upon a haystack I found a needle» (М. Спарк, 1984: с.180).

Дистантный повтор служит своего рода скрепой двух временных планов и одновременно зачином каждого. Переключателем из одной временной плоскости в другую являются лексические единицы обозначения времени One day in ту young youth; One Saturday in recent years, входящие в группу средств, называющих определенные отрезки времени, служащие единицами его измерения. Здесь наблюдается сочетание параллелизма и антитетического противопоставления. Взаимодействие единиц различных уровней, участие композиции, стилистических приемов (синтаксический параллелизм, дистантный повтор) свидетельствуют о сложной полевой структуре времени.

Морфологические средства — видо-временные формы — создают фон. Хотя они не определяют временного построения рассказа, здесь также наблюдаются неожиданные особенности. Использование видо-временных форм, которые являются ядром функционально-семантической категории темпоральности в языке, представляет определенный интерес, так как план небытия, план ирреального строится с широким привлечением форм настоящего времени:

«I must explain that I departed this life nearly five years ago. I take my recreation on Saturday mornings. If it is a wet Saturday I wander up and down the substantial lanes of Woolworth's as I did when I was young and visible. There is a pleasurable spread of objects on the counters which I now perceive and exploit with a certain detachment, since it suits with my condition of lifе» (М. Спарк, 1984: с.182)

Эти формы подчинены композиции, основному замыслу, столкновению мистики и реальности, контактности и дистантности, разобщенности и неразобщенности с временем авторским и читательским, с «сейчас» и «тогда». Использование форм настоящего для описания небытия имплицирует нарочитое смещение временных пластов: небытие ближе, чем бытие, данное в реминисценциях.

Художественному времени принадлежит важная роль в организации художественного текста, в установлении связей между частями целого. Оно создает общность различных фокусов. С этой точки зрения интерес представляет анализ дистантного повтора:

«We look lovely (на фотографии детства) and it was a great day at the time but I would not care for it all over again» (М. Спарк, 1984: с.180).

Необходимо отметить высокую степень имплицитности, отсутствие показателей, за которыми в системе закреплено значение времени. Это обусловливает возможности разного истолкования, разного восприятия времени в зависимости от тезауруса читателя, от понимания импликаций, которые, однако, ограничены текстом.

Выявление механизма создания художественного времени, степени его имплицитности и эксплицитности обнаруживает его соотнесенность с другими категориями текста — информативностью, подтекстом и др. Описанная трагедия вырастает из взаимодействия различных временных пластов, расположенных как контактно, так и дистантно. Выше говорилось о том, что правомерность использования теории поля при описании категорий текста, и в частности категории художественного времени, обусловливается участием в передаче временных отношений в тексте разноуровневых единиц, объединенных общностью семантических функций. Однако перенесение понятия полевой структуры на категории текста связано с целым рядом сложностей. Основная из них заключается в определении иерархии средств выражения, другими словами, в определении ядра и периферии поля. Для отнесения того или иного средства к ядру или периферии необходимо выявить признаки членов этого противопоставления (Тураева З.Я., 1986: с. 93).

В современном английском предложении видо-временные формы в предложениях могут употребляться либо относительно, либо абсолютно.

«I hated him as one hates a thief one may not accuse nor punish».

«I had to tell you because it’s getting on my nerves». (М. Спарк, 1984: c.181-185).

При относительном употреблении видо-временная форма сказуемого придаточного предложения показывает, является ли действие придаточного предложения одновременным с действием главного предложения, предшествует ему или следует за ним. Происходит подчинение видо-временной формы сказуемого придаточного предложения видо-временной форме сказуемого главного предложения:

«I told you I’d never meddle again with human lives!» (М. Спарк, 1984: с.185)

Как уже говорилось, категория времени в современном английском языке конституируется, прежде всего, формами настоящего времени и прошедшего времени, т.к. формы этих времен являются синтетическими:

«I take my recreation on Saturday mornings».

«I did not see George again till just before my death, five years ago». (М. Спарк, 1984: с.204)

Предложению принадлежат синтаксические значения настоящего, прошедшего и будущего времени (временная определенность), а также значения временной неопределенности: грамматически отнесенной в неопределенный временной план возможности, желательности, побудительности и долженствования.

Категория времени является определением времени как формы существования материи. Соответственно, глагол может иметь формы настоящего, прошедшего и будущего времени. А момент речи, в таком случае, является точкой соотнесения во времени для временных форм.

«I must explain that I departed this life nearly five years ago».

«There is a pleasurable spread of objects on the counters which I now perceive and exploit with a certain detachment, since it suits with my condition of lifе» (М. Спарк, 1984: с.182)

Глаголы в английском языке имеют только две простые грамматические формы времени: настоящее (Simple Present Tense) и прошедшее (Simple Past Tense). Простое настоящее может обозначать действие, относящееся к прошлому, настоящему и будущему. Например:

«Obviously this answer is quite unsatisfactory». (R. Wellek and A. Warren, 1978: с.182). Здесь употреблена глагольная форма простого настоящего времени, которая характеризует деятельность в прошлом, настоящем и будущем.

Категориальная форма будущего времени всегда является аналитической, у некоторых глаголов, «недостаточных», ее вообще нет (can ”могу”, may “могу” и др.). Между будущим, с одной стороны, и настоящим и прошедшим с другой, существует реальное различие. Будущее часто оказывается связанным с модальностью, потому что представляет собой нечто еще не реализовавшееся. Это различие углубляется еще и тем, что для образования будущего времени используются глаголы модального характера (shall “должен” и will “хочу”), поэтому в формах, использующих для впряжения объективного будущего, может присутствовать модальный оттенок:

«Before we can analyse the different strata of a work of art we shall have to raise an extremely difficult epistemological question... Where should we look for it?» (R. Wellek and A. Warren, 1978: с.47)

«I think I will stay at home this evening» (М. Спарк, 1984: с.182)

Итак, категории текста не совпадают с категориями предложения и возникают вместе с текстом как системой высшего ранга. Это категории особого рода, характеризующие отрезки большие, чем предложение.

Структура временных отношений, соотнесенность с миром реалий могут быть определены лишь на уровне текста. Это есть убедительное доказательство того, что категория времени должна рассматриваться как текстовая категория, кардинальные особенности которой нельзя выявить на уровне предложения.

Каждый текст имеет свое «время». Движение видо-временных форм обеспечивает связность текста, логику изложения. Поле времени создается в основном видо-временными формами, которые, как наиболее специализированное и частотное средство, составляют ядро поля темпоральности.

На основе изученного материала были выявлены следующие средства выражения категории времени: система темпоральной лексики, передающей временные отношения эксплицитно и регулярно в своем первичном кодовом значении, и лексические средства, лишь имплицитно сигнализирующие отнесенность к тому или иному временному плану.

Таким образом, можно сделать вывод, что в предложении используются грамматические средства выражения категории времени (наречия, временные формы глагола), а в дискурсе категория времени может быть выражена как эксплицитно, так и имплицитно.

^ Список использованной литературы:

Бондарко А.В. О структуре грамматических категорий // Вопросы языкознания. М., 2000 С. 15-19
Верховская И.П. Видо-временные формы в английском сложноподчиненном предложении. Москва: Высшая школа, 1980. 137 с.
Тураева З.Я. Лингвистика текста. Москва: Просвещение, 1986.
R. Wellek and A. Warren. Theory of Literature, 1978. 226 с.
М. Спарк «Портобелло Роуд», 1984. 284 с.

Гришина Ю.Г.

Виды и функции аббревиации в дискурсе

англоязычных сетевых форумов

Основная особенность коммуникации в интернете заключается в том, что она происходит опосредованно, с помощью компьютера, соответственно необходимость набора своих сообщений на клавиатуре замедляет процесс коммуникации и заставляет искать способы его ускорения. Для решения этой проблемы у интернет-коммуникантов есть несколько способов, например, эллиптические конструкции или специализированный компьютерный жаргон, но наиболее эффективным, на наш взгляд, является аббревиация.

Данная статья посвящается анализу разновидностей и функций аббревиации в дискурсе сетевых форумов.

В целом, интенсивное использование сокращений различного рода стало одной из наиболее характерных черт развития национальных языков на современном этапе. В интернете этот процесс нашел максимальное распространение, особенно в таком аналитическом языке, как английский. Как пишет О. Есперсен, «…нигде они (сокращения) не являются столь многочисленными, как в современном английском языке; они в действительности представляют одну из наиболее характерных черт развития английского языка на данном этапе». [1]

По данным статистики к настоящему времени количество сокращений, встречающихся в англоязычном сетевом дискурсе, достигло нескольких тысяч. [2] Лингвисты, изучающие современный английский язык, даже отмечают возникновение нового явления в языке, которое пользователи Интернета уже назвали IMglish – Instant message English (английский для мгновенных сообщений).

Что же в языке, в т.ч. и в английском, обеспечивает возможность сокращений? А.И. Смирницкий считает, что это, во-первых, материальность языкового знака, которая обеспечивает его восприятие. Если знак воспринять невозможно, значит, нечего и сокращать.

Во-вторых, – линейность речи, под которой понимается, что все элементы в речи следуют друг за другом в определенной последовательности. Линейность речи ограничивает речевой поток в силу определенных человеческих особенностей: существуют чисто физиологические пределы возможностей человека говорить, слушать, писать, что ограничивает так называемую «пропускную способность» в приобретении или передаче информации. Таким образом, чтобы увеличить объем семантической информации в процессе коммуникации, требуется сократить его физическую оболочку, то есть конденсировать информацию.

Третий фактор – это неравномерность распределения информации в процессе коммуникации, то есть различные элементы речевого потока несут различную смысловую нагрузку.

Как видно из перечисленных факторов, существует возможность сокращения определенных «отрезков» информации без ущерба для понимания ее смысла.

Исследования в области теории информации показывают, что очень часто информационные сообщения бывают избыточными. Это объясняется стремлением информирующего наиболее точно передать суть сообщения. Чем важнее сообщение, тем больше его избыточность. Отсюда четвертый фактор возможности сокращений – избыточность информации. Однако при сокращении избыточность информации не ликвидируется, а лишь уменьшается ее степень на различных участках информационного потока. [3]

При рассмотрении структурной организации сокращений в языке следует учитывать два фактора:

- во-первых, какие элементы исходной единицы опускаются при ее сокращении;

- во-вторых, каким образом достигается объединение ее элементов в единое целое.

А Мартине делит все сокращения на графические и лексические. [4] Первые употребляются только в письменной речи, в них широко используются точки, дефисы, косые линии, курсивное написание и т.д. (comb. = combination; A/S/L/M/H? = age, sex, location, music, hobbies?).

Анализ языкового материала позволил подразделить лексические сокращения, встречающиеся на англоязычных форумах, на:

1) синтаксические сокращения, образованные путем опущения цельнооформленных элементов,

2) морфологические сокращения, которые в свою очередь делятся на а) усечения; б) инициальные аббревиатуры, в) сокращения смешанного типа (с элементами усечения и инициальной аббревиации, частичносокращенные слова, контрактуры, телескопические слова); г) особые случаи сокращений.

Примером синтаксических аббревиатур в компьютерной речи могут служить: piracy – software piracy; virus – computer virus; host – host computer, Real – real time; Winchester – Winchester disc.

Среди усечений, как морфологических сокращений, мы выделяем два подвида:

1) апокопа (когда происходит усечение конца слова), например:

bin – binary; comp – computer; est – estimate; max – maximum; prog – program; sig – signal; syst – system; term – terminal

2) аферезис (когда происходит усечение начала слова), например:

microphone – phone; telefax – fах; telephone – phone; robot – bot; webmaster – master

Нами было установлено, что самым распространенным типом сокращений в сетевом дискурсе является инициальная аббревиация, которая составляет ≈ 50% от общего количества сокращений.

Как показал анализ языкового материала, инициальные аббревиатуры можно разделить на буквенно-инициальную аббревиацию и звуковую инициальную аббревиацию.

Инициальная буквенная аббревиация – самый простой и чрезвычайно распространенный способ образования аббревиатур. В этом случае сокращенная форма образуется только по начальным буквам компонентов словосочетания или отдельного слова. Созданные таким образом аббревиатуры большей частью неудобны для произношения и поэтому произносятся бессвязно, по буквам, не воспринимаясь как единое слово. Например:

AYTMTB = and you tell me this because… = и ты рассказываешь мне это, потому что…

LTNS = long time, no see = долго не виделись

LTR = long-term relationship = длительные отношения

OBTW = oh, by the way = а, кстати…

PMJI = pardon me for jumping in = прошу прощения, что вмешиваюсь

Однако с помощью инициальной буквенной аббревиации довольно часто могут быть образованы удобопроизносимые, изящные слова (обычно пользователи форумов стремятся именно к этому). Например:

AFAIK = as far as I know = насколько я знаю

BAK = back at the keyboard = снова у клавиатуры

IMHO = in my humble opinion = по моему скромному мнению

LOL = laughing out loud = громко смеяться

POTS = plain old telephone service = простая старая телефонная служба

Следующим по распространенности типом являются фонетико-графические гибриды, когда часть слова или целое слово заменяется близким по звучанию символом (не всегда омофоном):

2U = to you = для вас

CUNS = see you in school = увидимся в школе

CUL8er = see you later = увидимся позже

1DR = I wonder = интересно

4ever = forever = навсегда

NE1 ER? = Anyone here? = Есть здесь кто-нибудь?

Из других способов образования сокращения можно выделить усечения, гибриды, контрактуры (стяжения) и телескопию.

Гибридные словосочетания обладают высокой информационной емкостью, поэтому не удивительно, что большое число словосочетаний-гибридов возникает на тематических – компьютерных – форумах, где обсуждаются новинки информационных технологий, скорость появления которых порой значительно опережает появление соответствующих терминов, в полной мере раскрывающих сущность нового понятия. Анализ выборки позволил выделить несколько способов гибридизации:

аббревиатура + простое слово (ATIME = absolute time);
простое слово + аббревиатура (Microsoft-DOS = Microsoft disk operation system);
аббревиатура + словосочетание (CAD interactive system = computer aided design interactive system);
усечение + простое слово (capletters = capital letters);
простое слово + усечение (user ID = user identification);

усечение + аббревиатура (Inter NIC = Internet Network Information Center).

Гораздо менее продуктивны контрактуры (board = bd; btw = between; std = standard; check = chk; cnsl = console; cmplx = complex; modem = modulator – demodulator) и телескопия (bit = binary digit; transceiver = transmitter – receiver).

Известный интерес представляют особые случаи сокращений. Анализ языкового материала позволил выделить следующие типы особых случаев сокращений:

а) инверсионная аббревиация (Ln = natural logarithm);

б) аббревиатуры двойного уровня вложения – первые буквы означают в свою очередь другие аббревиатуры (LAU = LAN access unit; ASPI = Advanced SCSI programming interface);

в) артикли, предлоги, глагольные связки как необходимые члены аббревиатуры (APL = A Programming Language; PnP = plug and play);

г) специфические конвенционные обозначения (143 = I love you; P911 = My parents are coming!; 411 = information).

Таким образом, проведенный анализ языкового материала позволил подразделить все сокращения, встречающиеся в англоязычном сетевом дискурсе, на синтаксические и морфологические, которые в свою очередь делятся на а) усечения; б) инициальные аббревиатуры, в) сокращения смешанного типа (с элементами усечения и инициальной аббревиации, частичносокращенные слова, контрактуры, телескопические слова); г) особые случаи сокращений. Аббревиация различных типов является самым распространенным способом сжатия информации для ускорения процесса коммуникации в интернет-форумах и представляет собой значительный интерес, как для исследований ученого-лингвиста, так и в качестве материала для изучения английского языка в качестве иностранного.

Список использованной литературы:

Есперсен О. Исторические принципы современной английской грамматики. Часть VI. Морфология. – М., 1956.
Ralston A., Reilly E.D. Encyclopedia of Computer Science and Engineering. 3d edition. – Van Nostrand Reinhold Company Inc., 2002.
Смирницкий А.И. Лексикология английского языка.
М., 1965.
Мартине А. Основы общей лингвистики. М., 1963.

Егорова А. С.Живаева Л. В.

Библеизмы в историческом дискурсе

Библеизмы немецкого и русского языков как лексические, так и фразеологические неизменно представляли интерес для исследователей, но в сопоставительном плане эти лингвистические явления рассматривались лишь эпизодически.

Библейские фразеологизмы представляют собой важный и интересный пласт фразеологии во многих языках мира. Единицы подобного рода заимствуются в основном через литературу, тогда как библеизмы не заимствовались одним языком из другого. В каждом языке, - как отмечает В. Г. Гак, происходил отбор из одного общего источника [Гак В.Г., 1994: 16].

Цель данной статьи – рассмотреть процесс формирования библеизмов в немецком и русском языках в аспекте контрастивного анализа соответствующего лингвистического материала, относящегося к двум разным языковым группам – германской и славянской.

Несомненно, процесс формирования интересующих нас единиц в разных языках находился под воздействием как собственно лингвистических, так и экстралингвистических факторов. К важным экстралингвистическим факторам можно отнести, например, время и условия появления библейских переводов в Германии и России. Так, традиции перевода библейских текстов имеют у славянских народов глубокие корни и восходят к IХ веку. У их истоков стояли создатели славянской азбуки, основоположники древнейшего литературно-письменного языка славян, первые переводчики богослужебных книг с греческого языка на славянский - солунские братья Константин (Кирилл) и Мефодий. На Руси церковно-христианская литература, первоначально оформленная в Византии, была преимущественно распространена в староболгарских переводах с греческого языка. Филкова П. Д. подчеркивает, что у славян богослужение происходило на понятном для народа старославянском языке, и поэтому в древней Руси не было необходимости переводить Священное Писание на родной язык [Филкова П.Д., 1965: 457].

Немаловажным экстралингвистическим фактором, под воздействием которого находился процесс формирования фразеологизмов библейского происхождения, явились особенности конфессиональной ориентации. Носителями языков, преимущественно лютеранами, евангелистами и католиками в Германии и православными в России, в некоторых случаях по-разному расставлялись акценты при интерпретации библейских текстов. Иногда повышенное внимание уделялось разным сюжетам или образам. Значительное влияние оказал и факт существования различной апокрифической литературы, т.е тех произведений, которые не были включены в библейский канон.

Наряду с экстралингвистическими факторами действуют и собственно лингвистические. Так, русский и немецкий языки относятся к разным языковым группам (соответственно славянской и германской) и характеризуются минимальным количеством фонетических, морфологических и прочих соответствий. Они различаются и типологически: русский - язык синтетического строя, немецкий - аналитико-синтетического. Эта особенность сказывается не только на общих закономерностях функционирования лексико-фразеологических единиц, но и на разной технике слово- и формообразования.

Важной особенностью, присущей фразеологизмам библейского происхождения, является способность этих единиц к символическому переосмыслению, которое занимает промежуточное положение между метафорой и метонимией. Особое внимание следует уделить факту существования символики у библейских имен собственных. Подобные фразеологизмы И.С. Хостай называет "символами в квадрате"[Хостай И.С., 1997: 12].

Это значит, что такие фразеологизмы, как der Judaskuss «поцелуй Иуды»; die Weisheit Salomas (salomonische Weisheit) «мудрость Соломона» и другие, помимо присущего им общего символического значения, включают в свой состав имена собственные, сами по себе являющиеся символами. Так, слово Judas употребляется в значении «предатель», Salomon - в значении «человек, известный своей мудростью». С теологических позиций символом является не только имя, но и сам библейский образ, раскрывающийся в целом ряду по-своему значимых событий. Поэтому христианская теологическая символика намного сложнее и многограннее, чем та, которая закрепляется на уровне обыденного сознания. В целом библейская символика интернациональна. Но при этом надо учесть и тот факт, что каждым народом Библия осваивалась самостоятельно, в результате чего у одного и того же библейского имени в одном из языков диапазон коннотаций (дополнительных значений) может быть шире, чем в другом, или вообще отсутствовать.

На основе анализа лингвистического материала сопоставляемых языков можно предложить следующую классификацию отономастической лексики, имеющей библейские корни.

^ К первому типу следует отнести апеллятивы, формально являющиеся все теми же именами собственными, сменившими свой денотат. Возникновение у такого слова определенного значения нередко связано непосредственно с христианской символикой библейского образа. Особенно это актуально для апеллятивов русского языка. В данном случае схематично процесс апеллятивации можно представить в виде усиления одной из коннотаций онима, появившейся у него на основе определенного, как правило, яркого и запоминающегося библейского сюжета. В некоторых случаях формирование семантики может происходить и в результате отфразеологической деривации на основе одного оборота или целой серии фразеологизмов с этим библейским именем, имеющих сходные коннотации (рус. Ирод ← иродово избиение младенцев, иродово семя, племя). В каждом из сопоставляемых нами языков сложился свой «оптимальный» набор лексики данного типа. Так, в русском языке мы насчитали четырнадцать апеллятивов от библейских антропонимических основ. Некоторые из них являются в данный момент уже устаревшими: Каин «Kain»; Хам «Cham»; Голиаф «Goliath»; Молох «Moloch»; Антихрист «Antichrist»; Магдалена «Magdalena» (устар.); Иуда «Judas»; Искариот «Ischariot» (устар.); Пилат «Pilatus» (устар.); Мамон «Mammon» и др. Все они коннотируют признаки, смежные с классом антропонимов: в данном случае являются социально-оценочными характеристиками лица. Библейские топонимические основы менее активно подвергаются апеллятивации и являются, как правило, характеристикой места по его свойствам или явления (искл. ерихон - обидное прозвище). В русском языке к этому типу отнесем пять апеллятивов: эдем (Эдем), содом, геенна, голгофа, ерихон (от Иерихон). По мнению Яковлевой Э. Н., все эти единицы принадлежат к одному особому пласту экспрессивно окрашенной лексики русского языка. В них не называется сама эмоция, но в содержание входит компонент, способный возбудить эмоциональное восприятие реципиента[Яковлева Э.Н., 1994: 21].

На наш взгляд, одним из факторов, способствующих усилению восприятия эмотивной коннотации подобных единиц, является их звуковая образность. Иными словами, многие из этих антропонимов и топонимов были выбраны неслучайно в ряду огромного числа библейских онимов. В некоторых случаях их звучание в конкретном национальном языке способно вызвать определенные звуковые ассоциации, т.е. значение у них вырабатывается в процессе своеобразного симбиоза исходных библейских коннотаций имен собственных и звуковой образности в конкретном национальном языке.

Заметим, что в немецком языке экспрессивно окрашенных отономастических единиц данного типа не так много, как в русском: 5 апеллятивов - от антропонимов (Judas, Satan, Antichrist, Mammon, Salomon) и 3 - от топонимов (Eden, Babel, Sodom). Однако отличительной чертой немецкого языка является активное включение библейских онимов в процесс именования предметов материальной культуры: das Jesuskind «изображение или скульптура младенца Иисуса», die Jesuslatschen «простые сандалии».

Ко второму типу можно отнести лексику, появившуюся в результате отономастических деривационных процессов. Подобные единицы могут быть как исконными образованиями сопоставляемых языков, так и заимствованными. Основой их формирования служат непосредственно библейские имена собственные (напр., Иеремия → иеремиады; Ieremias → Ieremiaden), а также сами производные от библейских онимов и апеллятивов (Христос → христианин → христианский; Christus → Christ → christisch). Среди них значительно больше русско-немецких эквивалентов. Аналогично совпадает в основном и интернациональная отономастическая терминология.

В русском и немецком языках существует значительное количество выражений, генетическая связь которых с Библией не вызывает сомнений. К этой группе относятся, прежде всего, фразеологизмы, имеющие в своем составе библейские имена собственные.

Благодаря наличию библейского антропонима или топонима такие единицы легко распознаются и составляют особые структуры блоков библеизмов сопоставляемых нами языков.

И в русском, и в немецком языках выделяются цитатные и ситуативные библеизмы. В первом случае фразеологизмы представляют элемент текста: рус. Еда и Саул во пророцех? и нем. Wie kommt Saul unter Propheten?«Что с тобою, друг?», а во втором - появляются на основе библейских образов и сюжетов: рус. Фома неверующий и нем. ungläubiges Thomas (первоначально из евангельского рассказа об апостоле Фоме, который не поверил сообщению о воскрешении Христа). Очевиден факт, что цитатные фразеологизмы в свою очередь неоднородны. В некоторых случаях библейские выражения могут иметь устойчивые значения непосредственно в тексте источника (рус. стряхнуть Адама и нем. den alten Adam ausziehen). Все эти выражения, - отмечает В.Г. Гак, можно объединить одним общим термином «первичные библеизмы», которые по своей сути одновременно являются «крылатыми словами» [Гак В.Г., 1997: 59].

Несмотря на существование значительного числа аналогичных библеизмов с именами собственными (из 102 библейских имен: рус. 32, нем. 97) сопоставляемые нами языки и в этом случае демонстрируют свою избирательность: нередко библейская ситуация в целом или ее деталь актуализируется во фразеологии только одного из языков. Сравним эпизод, повествующий о языческих народах, которые выступят, согласно предсказанию апостола Павла, на стороне Сатаны (Ап. 20, 7 - 10): рус. Гог (а) и Магог (а), в немецком же языке подобного оборота нет. Эпизод, в котором рассказывается о казнях египетских (Исх. 7 - 12), отражается в трех русских оборотах, детализирующих сюжет (египетские казни, саранча египетская, тьма египетская) и только в одном немецком (die ägyptische Finsternis «тьма египетская»). Первоначально «казни египетские» - десять бедствий (моровая язва, невыносимо удушливый ветер пустыни – самум и т.п.), которые по библейскому рассказу постигли население Египта в наказание за отказ фараона отпустить евреев из плена. В немецком языке, в отличие от русского, употребляются, например, фразеологизмы Mätthai am letzten «дальше этого нельзя, это крайний срок»; Klethi und Plethi «всякий сброд (разг.)».

Значительная часть параллельных первичных библеизмов характеризуется сходством структурной организации формы и общностью хотя бы одного из значений.

Таким образом, при сопоставлении таких типологически разных языков, как русский и немецкий можно лишь говорить о некоем относительном тождестве внешней формы фразеологизмов. Существуют и некоторые лексические расхождения, проявляющиеся, например, в употреблении различных стилистических синонимов. Так, характерной чертой русского блока библеизмов в целом является наличие в составе оборотов значительного количества архаизмов, относящихся к стилистически возвышенной лексике. Однако для оборотов с именами собственными характерна тенденция к замене архаичных компонентов, способствующих затемнению внутренней формы, в результате чего практически исчезает стилистическое несоответствие русских и немецких единиц, ср.: рус. каинова печать (клеймо, отметина), нем. das Kainzeichen; рус. иудино лобзанье (поцелуй), нем. der Judaskuss; рус. милосердный самаритянин (добрый), нем. barmherziger Samariter.

В сопоставляемых нами языках существует значительное число фразеологизмов, включающих библейские имена собственные, но имеющие лишь опосредованную связь с источниками, так называемых вторичных библеизмов. Одни из них явились результатом развития в народном языке конкретных библейских тем. Например, в русском значительное число фразеологизмов с именем Христос связано с евангельской темой милосердия (ради Христа, молить Христом - Богом и др.), активно используется имя евангельского нищего Лазаря (петь Лазаря, прикидываться Лазарем – от евангельской притчи о нищем Лазаре, который лежал в струпьях у ворот богача и рад был напитаться крохами с его стола). Другие вторичные библеизмы отчасти явились результатом воздействия иконографических, живописных традиций (в католичестве еще и скульптуры). Например, нем. aussehen wie das Leiden Christi, рус. смотреть как Иисусик. По мнению В. Г. Гака, среди вторичных библеизмов полных русско-немецких эквивалентов практически нет, что свидетельствует о преимущественно национальном характере фразеологии данного типа [Гак В.Г., 1997: 62].

Условные сокращения:

Ап. - Апостол; искл – исключение; Исх. – Исход; напр. – например; нем. – немецкий; разг.- разговорный; рус. – русский; ср. – сравним; устар. – устаревший.

Список использованной литературы:

1. Гак, В. Г. Вопросы сопоставительной фразеологии (библеизмы в русском и французском языках // Научные труды МПГУ. - М.: 1994. -79 c.

2. Гак, В. Г. Особенности библейской фразеологии в русском языке // Вопросы языкознания, 1997, № 5. – 79 с.

3. Филкова, П.Д. Церковно-славянская фразеология в советской художественной и общественно-политической литературе // Годишник на Софийский университет. – София: 1965. - 557 с.

4. Хостай, И.С. Системно-функциональные характеристики фразеологических единиц библейского происхождения в английском языке: Автореферат дис. канд. филол. наук. - М.: 1997.

5. Яковлева, Э.Н. Вопросы сопоставительной фразеологии // Тезисы межвузовской конференции "Актуальные проблемы лингвистики и методики преподавания иностранных языков в вузе и школе". - Орехово-Зуево, 1994. - 159 с.

Журтова О.А.

Скачать 4,09 Mb.

оставить комментарий

страница	1/18
Дата	13.10.2011
Размер	4,09 Mb.
Тип	Документы, Образовательные материалы

Добавить документ в свой блог или на сайт

страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 18

плохо

не очень плохо

средне

хорошо

отлично

Ваша оценка этого документа будет первой.

Ваша оценка:

Разместите кнопку на своём сайте или блоге:

Загрузка...

База данных защищена авторским правом ©exdat 2000-2017
При копировании материала укажите ссылку
обратиться к администрации