скачать Глава 1. О том, почему коучинг не был придуман в прошлом врачами и психологами ^ Сегодня коучинг воспринимается как абсолютно новое слово в психологии. И это - странно. Так что для начала стоит разобраться, почему возникает впечатление столь радикальной его новизны. Неужели раньше не было ничего подобного? Было. И вскоре мы убедимся в этом. Может быть, коучинг представляется чем-то абсолютно новым только психологам? Нет, психологи вовсе не так наивны. К их чести надо сказать, что они, занявшись коучингом, очень быстро обнаружили своих предшественников, существовавших не вчера, не позавчера, а в самой глубокой древности - целых два с половиной тысячелетия тому назад. Особенно притягательной для них оказалась фигура Сократа ( ок. 470 -399 до н.э.): этого древнегреческого мудреца уже готовы объявить прародителем коучинга. Был или не был Сократ первым в истории человечества мастером коучинга, мы еще успеем выяснить в свое время. А пока укажем на явный парадокс: коучинг объявляется абсолютно новым словом в психологии, но при этом его первоистоки обнаруживаются двадцать пять веков тому назад! Право, здесь есть о чем поразмыслить… * * * Представим себе такую картину: портреты великих учителей жизни - от античности до современности - вывешены в огромной картинной галерее, а те, кто интересуется их учениями, выступают в роли ее посетителей. Нетрудно будет заметить: не только в разные века, но и в разные десятилетия одного и того же века публика в галерее вовсе не распределяется по ней равномерно. У одних портретов собираются огромные толпы, другие же едва привлекают внимание одиночек, поразительно глухих к голосу моды. Но проходит некоторое время - и массы посетителей возвращаются к тем, кто, казалось бы, уже навсегда был позабыт ими. Публика движется по галерее, словно маятник: она постоянно возвращается к тем великим учителям жизни, которые долгое время пребывали в забвении - и тогда их фигуры предстают в новом свете и в новом блеске. * * * Что же вызывает такие изменения в интеллектуальной моде? Что провоцирует «вечное возвращение» древних наставников жизни? Почему интерес к учению каждого из них, выражаясь словами Гераклита, « мерами вспыхивает и мерами затухает», заставляя то одного, то другого мудреца появляться из тьмы забвения и завладевать умами, а затем снова уходить в глубокую тень? Здесь дело вовсе не только в том, что новое - это хорошо забытое старое. Каждая эпоха, каждый век, даже каждое десятилетие задает прошлому свои собственные вопросы -такие, которые вызваны необходимостью разобраться в современных коллизиях. И даже тогда, когда кажется, что вопросы звучат одинаково, ответы на них получаются в различные исторические моменты самыми разными. Говорят, что однажды студенты спросили А.Эйнштейна, почему он уже на протяжении нескольких лет предлагает одни и те же темы для научных рефератов. Великий физик ответил, что с каждым годом ответы на одни и те же научные вопросы должны изменяться. А потому рефераты на одни и те же темы неизбежно получатся разными. Так обстоит дело не только в физике. В гуманитарных науках - а психология, как ее ни поверни, принадлежит именно к ним! - изменения происходят ничуть не медленнее. Вопросы, которые ставятся перед ней, меняются с каждым десятилетием, а ответы на них порой меняются еще чаще. В такой обстановке психологи неизбежно обращаются за помощью к прошлому. Во-первых, стремительный поток перемен всегда заставлял человека искать опору - что-то устойчивое и незыблемое. Если такой опоры не обнаруживается, если текуче абсолютно все, невроз человеку обеспечен. (По современным исследованиям, невроз у городского жителя способно вызвать даже изменение внешнего вида более чем десяти процентов домов на его улице. А ничто человеческое не чуждо даже ученому!). Во-вторых, современные ученые вовсе не хотят начинать с нуля и заново изобретать велосипед. В учениях мыслителей прошлого они пытаются найти некоторые «наработки» и «ценные постановки проблем» - тем более, что на сегодняшние вопросы надо отвечать срочно. В-третьих, признанный авторитет найденных в прошлом предшественников придает концепции сегодняшнего ученого дополнительный вес. Все это, а вовсе не сомнительное желание выдать забытое старое за нечто новое, и заставляет обращаться сегодня к великим учителям жизни из прошлого. Так и психологи, будучи поставленными перед совершенно новой для их науки областью, первым делом принимаются вспоминать. Поскольку же они получают в университетах хорошее гуманитарное образование, в их распоряжении оказывается память всего человечества. В результате такие воспоминания о будущем уводят психологов-новаторов весьма и весьма далеко. К примеру, К.Г.Юнг, создавая новейшую теорию психологических типов, для начала объявил, что «психология известна с тех пор, как существует наш мир»4, а потому начал свой труд с главы под названием «Проблема типов в истории античной и средневековой мысли». В итоге оказалось, что в роли первого типичного интроверта у Юнга предстал «отец церкви» Тертуллиан5, родившийся около 160 г. н.э., а в роли первого типичного экстраверта - Ориген6, родившийся двадцать пять лет спустя. Первооткрывателями же интуитивного и сенситивного типа Юнг считал поэта И.Ф. Шиллера (1750-1805) и философа Ф.Ницше ( 1844-1900)7. Разумеется, учения мыслителей прошлого - теологов, поэтов, философов - вовсе не были для К.Г.Юнга предметом чисто «музейного интереса». Он задавал их создателям те вопросы, которые диктовала ему современность. Точно так же сегодня поступают теоретики и практики современного коучинга, обращаясь к учению Сократа. Они сознают: чтобы совершить прыжок в будущее, надо хорошенько отступить в прошлое для разбега. Но вот ведь в чем вопрос: почему, отступая в прошлое, современные психологи ищут и находят своих предшественников среди древних теологов, философов и поэтов, но отнюдь не среди врачей античного мира, средних веков и нового времени? Почему они задают свои вопросы Сократу, а не Гиппократу? Почему их не привлекает, скажем, трактат философствующего врача Ламетри « Человек-машина»? Почему в ответ на вопросы современных искателей коучинга безмолвствуют врачи и психологи 19 и 20 столетий? И вообще: почему коучинг воспринимается сегодня как нечто такое, что возникает в стороне от магистрального пути развития медицины и психологии? * * * Время от времени у представителей любой науки возникает впечатление, что всё основное в ней уже сделано - разложено по полочкам и расставлено по своим местам. Остается только решить некоторые мелкие вопросы и применить великолепные солидные теории на практике. Но именно в такие моменты где-то за пределами этой науки вдруг возникает такой фактор, который смешивает все карты и заставляет произвести радикальную переоценку ценностей. Именно такой период и переживает сегодня психология. Психологи пребывают в убеждении, что здание их науки уже возведено - остались только мелкие недоделки и отделочные работы. Психологи занимаются ими с великим тщанием, не спеша определяя приоритеты и распорядок своей деятельности. График работ расписан ими на дальнюю перспективу. Но продолжим это сравнение - и представим себе реакцию бригады отделочников на появление человека, который заявляет, что вообще-то надо строить несколько другое здание и на совершенно ином фундаменте. Ясно, что реакция эта будет достаточно однозначной. Если от пришельца не удастся просто отмахнуться, его наверняка объявят полным профаном в строительстве. Приблизительно такой была реакция психологов на призыв топ-менеджеров крупнейших западных фирм - разобраться с проблемами их вполне успешных и процветающих работников. Да, у этих работников сегодня есть все, что принято считать верными признаками успеха - престиж и высокие доходы. Но, перешагнув рубеж тридцатилетия, многие из них начинают испытывать непонятную неудовлетворенность делом, в которое уже вложили столько сил. Они почему-то утрачивают интерес к своей жизни в профессии, а некоторые решаются на крутой поворот - находясь на гребне успеха, пытаются начать жизнь сначала, с самых незавидных стартовых позиций. Психологи и врачи, конечно, внимательно выслушивают этот призыв извне - и понимающе кивают. Да, к сожалению, такое с людьми бывает. Это - не что иное, как кризис середины жизни, хорошо известный возрастной психологии. Дав такой ответ, психологи норовят вернуться к своим собственным делам, которые представляются им не в пример более важными. Однако топ-менеджеры бизнеса продолжают настаивать на своем. Ссылка на кризис середины жизни их отнюдь не устраивает. Им нужно не объяснение происходящего, а изменение существующего положения дел. Ведь не только уход ценного работника, находящегося на пике своей профессиональной формы, но даже относительно кратковременный приступ хандры у человека, который отвечает за важный участок в бизнесе, способен обернуться при нынешних темпах деловой жизни немалыми убытками и огромной упущенной выгодой. Топ-менеджеры требуют разобраться в проблемах успешных людей и даже готовы вкладывать средства в соответствующие психологические исследования. Но какой еще ответ могут дать им психологи и медики, врачующие душу? Им остается только развести руками, а вдобавок пожать плечами: ничего тут не поделаешь - от кризиса середины жизни еще никто и никогда не лечил. Точно так же, как от кризиса, переживаемого человеком в пубертатный период. Бывают такие кризисы, через которые проходят абсолютно все люди. А лечить всех - невозможно. Так что придется подождать, пока оно пройдет само. Врачам кажется, что здесь все обстоит приблизительно таким же образом, как и с таинственным недугом под названием ОРЗ - или, точнее, с несколькими десятками заболеваний, которые скрываются за этим диагнозом. Если лечить ОРЗ, оно пройдет за неделю. Если не лечить, оно пройдет за семь дней. Ну, конечно, пройдет не совсем уж само собой, без всякой помощи. Но тут будет вполне достаточно применения испытанных народных средств - насыпать сухой горчицы в носки, попить чайку с малиновым вареньем, подышать паром над кастрюлькой с вареной картошкой. Борьба с болезнью, которая бывает абсолютно у всех и проходит за неделю, особой славы врачу не принесет. А потому здесь не стоит даже трудиться, чтобы поставить абсолютно точный диагноз. Только поставишь его, как болезнь уже прошла. Так что диагноз ОРЗ - Острое Респираторное Заболевание - по точности вполне сравним с расплывчатым народным понятием «простуда». Одним словом, есть болезни посерьезнее, более заслуживающие внимания врачей. Вот если будут осложнения - обращайтесь. Приблизительно так же психологи и врачеватели душ смотрят на кризис середины жизни. Он, конечно же, представляет собой состояние болезненное, но вовсе не столь серьезное, поскольку с ним - вроде как с легким насморком - вполне можно выходить на работу. Так что лицам, переживающим кризис середины жизни, вполне можно поставить приблизительный диагноз и добавить к нему - «практически здоров». Это, батенька, бывает со всеми. А всех на свете лечить невозможно. Надо справляться народными средствами - поболтать с друзьями под водочку на рыбалке или в бане, побеседовать по душам со старшими, которые уже справились со своим кризисом середины жизни. Или, быть может, хорошенько исповедаться какому-нибудь случайному попутчику в поезде дальнего следования. А вот если не поможет, если будут осложнения - тогда уже надо обращаться к специалисту. К психологу или к врачу. Таков обычный ответ, который вытекает из устоявшихся на сегодняшний день представлений о задачах врача и психолога. Этот ответ даже давать не надо - он напрашивается сам собой. Он - самоочевиден. Он ясен даже ребенку. * * * Самоочевидности - это предмет особого внимания коучинга. Первая заповедь коучинга состоит именно в том, чтобы никаких самоочевидностей не признавать таковыми. Что такое - самоочевидность? Это - жизненная аксиома, которая принимается без доказательств. Это - то, что просто не заслуживает размышления. То, что выражаясь народным языком, понятно даже ежу. Или козе. Самоочевидность есть то, что разумеется само собой. А если так, то никто это само собой разумеющееся и не разумеет. Зачем же, спрашивается, думать о том, что разумеется само собой? Но если никто это само собой разумеющееся не осмысляет, то оно и не проходит через человеческое сознание, оставаясь вне поля его внимания. Не только у каждого отдельного человека, но и у каждой социальной группы, у каждого общества, у каждого народа существуют само собой разумеющиеся представления, которые не осмысляются. Стало быть, они являют собой поле уже-не-осознаваемого. Это - нечто совсем иное, чем бессознательное, которое описывал З.Фрейд. Бессознательное - это еще-не-осознаваемое, и задача психоанализа состоит именно в том, чтобы осознать его: «Где было Оно, должно стать Я». «Самоочевидности», наоборот, некогда были в поле сознания, но затем ушли из него в глубокую тень, превратившись в уже-не-осознаваемое. Это новое квази-Оно теперь встало на место Я и, действуя в обход сознания, определяет основные жизненные установки человека. Главная задача коучинга и состоит в том, чтобы помочь человеку мобилизовать свое сознание и высвободиться с его помощью из-под власти нового квази-Оно - из-под власти навязанных ему «самоочевидностей». * * * Уже давно было замечено, что любое сколько-нибудь значимое для людей представление вначале воспринимается как скандально новое, совершенно неслыханное и спорное. Затем оно превращается в тривиальность, известную всем и каждому. Наконец, оно становится предрассудком, с которым срочно необходимо расстаться. На первой из этих трех стадий новое представление обосновывается его сторонниками с помощью рациональных аргументов: они взывают к разуму всех и каждого, изображая старые представления неразумными предрассудками. Поскольку новое представление привлекает всеобщее внимание, оно находится в поле внимания сознания всех и осознается всеми - конечно, в меру их интеллектуальных возможностей. На второй стадии сознание широкой публики отворачивается от этого представления, которое уже утратило привлекательность новизны. Оно кажется тривиальностью, ясной, как дважды два. Кто же этого не знает? Стоит ли говорить и думать об этом? Приходят новые поколения, которые воспринимают такое вошедшее в обиход представление просто как привычную данность, существующую от века и даже «от природы». Воспитатели молодежи подают это представление как нечто «естественное», незыблемое и самоочевидное, составляющее фундамент культуры. Именно на этой, второй стадии данное представление и превращается в самоочевидность, в нечто, разумеющееся само собой, а потому не подлежащее осмыслению. Оно становится уже-не-осознаваемым и превращается в фундамент господствующего мировоззрения. Наконец, наступает время, когда отдельный человек, социальная группа или общество в целом уже не может достичь своих целей, основываясь на прежнем мировоззрении, сформированном из таких самоочевидностей. «Само собой разумеющиеся» представления начинают стеснять человеческую активность - и сознание вновь устремляет свой луч во тьму, покрывающую уже-не-осознаваемое. Самоочевидности бесцеремонно выволакиваются из тьмы на свет и хорошенько рассматриваются критическим взглядом - так ли уж они несомненны, как это было принято полагать? Эта, третья стадия и представляет собой стадию коучинга. Мастера коучинга вначале подвергают сомнению свои собственные самоочевидности, а затем подвигают других произвести такую же процедуру - хорошенько осознать и подвергнуть переосмыслению представления отдельного человека или представления целого общества о самом себе и об окружающем мире. * * * Современная психология тоже нуждается в коучинге- для того, чтобы создать коучинг. В противном случае теория и практика коучинга так и будет оставаться за ее пределами, а психологи ничего не смогут предложить для решения тех вопросов, которые ставит перед ними современная жизнь. Коучинг развивался до сих пор за рамками психологии именно потому, что психология пребывала в плену двух «самоочевидных», уже-не-осознаваемых представлений. Таких «самоочевидных» представлений в психологии два:
Оба представления были унаследованы психологией от ее «родителей» - христианского душепопечительства и медицины. Оба принимаются ныне без доказательств, как само собой разумеющиеся аксиомы. Оба принадлежат к сфере уже-не-осознаваемого, а потому коучинг требует вернуть их в сферу осознанного, то есть подвергнуть критическому осмыслению. ^ Итак, первое «самоочевидное» представление состоит в том, что помогать надо только немощным. Эту «самоочевидность» современная психология получила в наследство от медицины, а медицина усвоила из поучений теологов. Врачи Европы всегда определяли свою миссию, сверяя свою жизнь с жизнью Христа, лечившего немощных и убогих. Впрочем, точнее было бы сказать, что их приучали так думать на протяжении многих веков. Ведь первые медицинские факультеты возникли в средневековых университетах, создававшихся под покровительством римских пап. И в этих университетах они непременно соседствовали с факультетами теологическими. Так что врачебная этика формировалась под самым непосредственным теологическим влиянием. И первые больницы тоже создавались при монастырях. Об этом сегодня напоминает не только эмблема медиков - крест, но и унаследованные из монастырской жизни названия должностей среднего медицинского персонала - «сестра», «сестра-хозяйка». (Описанный Дюма-отцом обычай назначать дуэли у монастырей был в этом отношении весьма практичным: протыкать друг друга шпагами лучше было у самого порога больницы). Так что нет ничего удивительного, что врачи усвоили в качестве самоочевидного и само собой разумеющегося христианский принцип: помогать надо немощным, а врач - это продолжатель дела Христа, принесшего себя в жертву ради спасения страждущего человечества. Таким образом, медицина - это не профессия, а миссия, причем миссия жертвенная. Дальше - больше. Врачей всячески убеждали в том, что, наследуя эту миссию, они и сами должны быть подобны Христу, который изгнал менял из храма и заявил, что человеку богатому так же трудно войти в Царство Небесное, как верблюду - пройти сквозь игольное ушко. Стало быть, надо лечить немощных, и притом делать это следует бесплатно - откуда же у немощных деньги? Затем к теологам, воспитывавшим врачей, добавились светские моралисты: они тоже всячески убеждали медиков в неизбежной жертвенности их миссии. (Особенно преуспели в пропаганде такого взгляда российские писатели: немалая их часть в молодые годы занималась врачеванием, но затем оставила это дело и принялась воспитывать тех, кто продолжал заниматься им.) Светские моралисты, правда, несколько отошли от пропаганды святости врачу и выдвинули более практичный принцип: врач должен лечить процветающих и успешных людей - за большие деньги, а затем использовать эти средства для бесплатной помощи немощным. Здесь, правда, начались некоторые неувязки с логикой и моралью. Ведь даже тот человек, который достиг в жизни успеха и процветания, во время болезни тоже становится немощным и страдающим. Стало быть, никакого отступления от общего правила тут нет: врач лечит только немощных и беспомощных. Но если так, за что же тогда брать втридорога за лечение с человека успешного и богатого? За то, что он заболел и страдает, то есть пользуясь его бедственным положением? Или - за то, что он после выздоровления снова будет успешным и процветающим, а у всех таких надо, не стесняясь, отбирать деньги и отдавать тем, кто не способен достичь успеха? Врача, в сущности, пытались превратить в социалиста-экспроприатора, отнимающего у богатых и раздающего бедным - точно так же, как пытались превратить точно в такого же социалиста самого Иисуса Христа. По всему выходило, что помогать людям успешным и процветающим не только не нужно, но и просто аморально. Когда современная психология стала понемногу выделяться из медицины, общественное мнение предъявило ей то же самое требование: помогать следует только немощным, причем - даром. Так, один из венских врачей заявил по поводу психоаналитических консультаций З.Фрейда, что этот нечестный человек наживается, используя неудержимое желание больных поговорить о своих болезнях. ( Большинство его коллег промолчало, но подумало точно так же). Негодованию врачей не было предела: ведь Фрейд не мог оправдать свои гонорары ни тем, что он тратится на медикаменты, ни тем, что он производит какие-то операции и манипуляции. Нет, он берет деньги только за разговоры! И, естественно, берет эти деньги у людей, которые их имеют - то есть у людей успешных! Что за чудовищное нарушение ключевых медицинских принципов, который совершенно самоочевидны, а потому должны оставаться незыблемыми! * * * До тех пор, пока медицина и психология оставались в плену таких «самоочевидностей», они в принципе не могли прийти к коучингу. Ведь коучинг - это помощь успешному человеку. Такое занятие просто не могло не показаться ортодоксальному медику или психологу крайне подозрительным. Зачем, спрашивается, помогать тому, кто успешен и без всякой помощи? Разумеется, такое можно делать только обманом и с корыстной целью. Да еще и помощь-то предлагалается какая-то чересчур эфемерная: ничего реального, одни только разговоры. Сплошное сотрясение воздухов. Да и это - еще не все! Мастер коучинга сразу же заявляет, что он не будет открывать тому, кому он помогает, никаких заветных секретов, и не станет делиться с ним какими-то ценными знаниями, как это делает, скажем, учитель или юрист. Свой путь выхода из кризиса тот должен будет найти абсолютно самостоятельно! Нет, право, все это - какое-то жульничество и шарлатанство. Уважающий себя врач столь сомнительными штучками заниматься не станет никогда! Психологам тоже попытались привить этику, сходную с той, которая была предписана врачам. Ведь кто он такой, психолог? В обыденном представлении - тот же врач, только для самых-самых легких случаев. (Когда они становятся более тяжелыми, его подопечный переходит к психотерапевту, а далее - к психиатру). Главная задача психолога - психологическая коррекция. А кого, спрашивается, надо корректировать - то есть поправлять? Конечно же, неудачника. Человека успешного поправлять ни к чему. Коррекция его только испортит. Да он, собственно, и не позволит никому себя поправлять… Что он - больной, что ли? * * * А ведь представление о том, что врач должен помогать только больным и немощным, вовсе не является таким уж самоочевидным и «естественным», от века данным. История медицины свидетельствует, что такого принципа врачи придерживались отнюдь не всегда. Так, в Древнем Китае врачевателям платили вовсе не тогда, когда болели, а тогда, когда были здоровы. Во время болезни платить переставали. И это в корне меняло все. Врач не только был заинтересован в скорейшем излечении больного. Он, врач, предпочитал вообще до болезни дела не доводить. Он, стало быть, лечил здоровых людей, поддерживая их здоровье - и, значит, вкладывал в понятие «лечить» совсем иной смысл. Такое лечение здоровых людей - вовсе не то, что в современной европейской медицине принято называть профилактикой. Когда врач европейской школы размышляет о профилактике, он все-таки в первую очередь думает о болезни, а не о здоровье. Он стремится предотвратить заболевание, создать такие условия, при которых оно не может возникнуть, развиться и распространиться. А поддержание здоровья - что бы там ни говорили о важности гигиены - все же не считается делом врача. Здоровье, так сказать, проходит «не по его ведомству». Именно потому коучинг и представляется врачам и психологам абсолютно новым, доныне неслыханным делом. Они испытывают к коучингу нечто вроде инстинктивного недоверия. Ведь коучинг - это помощь здоровому и успешному человеку. И психологу, и врачу сама мысль о необходимости такой помощи представляется нонсенсом. Зачем же помогать людям здоровым и успешным, если вокруг такое множество больных и страждущих? Помогать надо беспомощному. А люди здоровые и успешные как-нибудь справятся со своими проблемами сами… * * * Может быть, Иисус Христос, подражать которому призывают врача, и в самом деле был ненавистником успешных и процветающих людей, а любил только немощных и убогих? И это тоже далеко не так. Это - всего лишь одна из интерпретаций христианского учения, далеко не единственная и достаточно тенденциозная. Да, Иисус Христос действительно врачевал немощных и расслабленных, и апостолов своих тоже сделал врачами, дав им власть «врачевать всякую болезнь и всякую немощь»9. ^ Он видел суть своей помощи человечеству отнюдь не в лечении немощных и расслабленных. В противном случае Христу пришлось бы врачевать всех, кто обращался к нему - до последнего пациента. А число обращавшихся за помощью возрастало в геометрической прогрессии, так что врачевание грозило поглотить все время. Главное, к чему стремился Иисус Христос - сообщить людям свое учение. Поэтому он ограничился всего несколькими исцелениями, которые должны были убедить маловеров в том, что Он - Сын Божий, а, стало быть, его учение должно быть принято людьми. Причем принять его должны были люди сильные, мужественные и самостоятельные - или те, которым предстояло стать таковыми. Чтобы убедиться в этом, стоит вдуматься в смысл следующих слов Христа: « Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку - домашние его. Кто любит отца и мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мной, тот не достоин Меня»10. Согласимся, что слова «не мир, но меч» трудно представить себе в устах врача. Исцеления нужны были Христу для того, чтобы привлечь внимание к учению - к учению о свободном выборе между добром и злом, предназначенному для того, чтобы человек стал сильным. А слабые выбирать неспособны. И тем более не способны они отстаивать свою веру. * * * Никакой неприязни к людям успешным и богатым Христос отнюдь не испытывал. Богатство, достигнутое праведным путем, вовсе не осуждалось им. Да, вера дает неизмеримо больше, чем все богатства земные. Но из этого вовсе не следует, что земные богатства следует презирать и ненавидеть. Излагая свое учение, Христос прибегает к притчам - использует аналогии. Поставим простой вопрос: может ли он, рассуждая о Царстве Божьем, о вере и прочих возвышенных вещах, уподоблять им нечто такое, что им осуждается? Разумеется, нет. Но, стало быть, Христос вовсе не испытывает никакого презрения к купцу, если сравнивает с ним Царство Божье: "Еще подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную жемчужину, пошел и продал все, что имел, и купил ее"11. Торгующие действительно были изгнаны Христом из храма - но вовсе не потому, что он считал торговлю как таковую занятием презренным. " Иисус, войдя в храм, начал выгонять продающих и покупающих в храме; и столы меновщиков и скамьи продающих голубей опрокинул; и не позволял, чтобы кто пронес через храм какую-либо вещь. И учил их, говоря: не написано ли: дом Мой домом молитвы наречется для всех народов? а вы сделали его вертепом разбойников"12. Речь шла, следовательно, о том, чтобы прямо в храме не меняли монеты (это было нужно, чтобы не приносить пожертвования римскими деньгами) и не продавали голубей для жертвоприношений. Все это надо делать за пределами храма. А в храме ничто не должно отвлекать от молитвы. Еще одна притча, рассказанная Христом, убеждает нас в том, что занятие торговлей он считает вполне достойным уважения. Больше того: торговля должна приносить прибыль, а тот, кто не пускает деньги в оборот и упускает выгоду, должен быть наказан! Конечно же, Христос хочет сказать вовсе не об этом. Смысл притчи таков: каждый должен укреплять и взращивать в себе веру - так, чтобы Христос во время второго своего пришествия обнаружил в своих приверженцах этой веры больше, чем ее было при первом пришествии. Но для доходчивости эта мысль подкрепляется аналогией: вера сравнивается с серебром, которое хозяин, уезжая, отдает на сохранение своим рабам. Те рабы, которые пустили выданные им таланты13 серебра в оборот и получили стопроцентную прибыль, удостоились похвалы хозяина, а тот раб, который не сделал этого, зарыв талант для сохранности в землю, был сурово наказан. Взращивание капитала сравнивается Христом со взращиванием веры в себе: говоря о себе в третьем лице, он так описывает свое второе пришествие: " Ибо Он поступит, как человек, который, отправляясь в чужую страну, призвал рабов своих и поручил им имение свое: и одному дал он пять талантов, другому два, иному один, каждому по его силе; и тотчас отправился. Получивший пять талантов пошел, употребил их в дело и приобрел другие пять талантов; точно так же и получивший два таланта приобрел другие два; получивший же один талант пошел и закопал его в землю и скрыл серебро господина своего. По долгом времени, приходит господин рабов тех и требует у них отчета. И, подойдя, получивший пять талантов принес другие пять талантов и говорит: господин! пять талантов ты дал мне; вот, другие пять талантов я приобрел на них. Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего. Подошел также и получивший два таланта и сказал: господин! два таланта ты дал мне; вот, другие два таланта я приобрел на них. Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего. Подошел и получивший один талант и сказал: господин! я знал тебя, что ты человек жестокий, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал, и, убоявшись, пошел и скрыл талант твой в земле; вот тебе твое. Господин же его сказал ему в ответ: лукавый раб и ленивый! ты знал, что я жну, где не сеял, и собираю, где не рассыпал; посему надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, придя, получил бы мое с прибылью; итак, возьмите у него талант и дайте имеющему десять талантов, ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет; а негодного раба выбросьте в тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов. Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!"14 Нетрудно видеть, что поведение купца и его смышленых рабов-предпринимателей Христом вовсе не осуждается. Оно признается нормальным. И господин, и предприимчивые его рабы ведут себя так, как положено, так, как принято. Общий дух христианства состоит в том, чтобы не вмешиваться в мирские дела, заботясь только о спасении души для Царства Небесного. Христос Христос учил, что надо воздать кесарю кесарево, апостол же Павел со всей ясностью провозгласил, что всякая власть – от Бога. Христианин должен принимать те политические порядки, которые существуют в этом мире - примерно так же, как принимают погоду. И точно так же он должен принимать экономические порядки, отнюдь не посягая на их реформирование или революционное преобразование. Именно потому Христос не мог отдавать никакого предпочтения бедным и немощным перед богатыми и процветающими - до тех пор, пока речь шла о делах этого мира. * * * Никакого о каком приоритете слабых и немощных, нищих и убогих, позволяющих им претендовать на исключительное внимание Христа, в Библии не говорится. В Священном Писании не содержится ничего, похожего на призыв любить бедных больше, чем богатых или, скажем, чем людей среднего достатка. Христианская любовь вовсе не была избирательной. Христос пришел не для того, чтобы спасти бедных - равно как и не для того, чтобы спасти богатых. Он пришел, чтобы спасти все человечество - даже тех его представителей, которые, по меркам этого мира, спасения вовсе не заслуживали. Об этом красноречиво свидетельствует история, поведанная в Евангелии от Матфея: «…Фарисеи сказали ученикам Его: для чего Учитель ваш ест и пьет с мытарями и грешниками? Иисус же, услышав это, сказал им: не здоровые имеют нужду во враче, но больные»15. Вникнем в смысл этой полемики. Мытарями назывались римские государственные служащие, ведавшие сбором налогов. Блюстители иудейских обычаев - фарисеи полагали, что всякое общение с ними оскверняет, а потому должно быть исключено. Причины такого требования разъясняются в дореволюционной Библейской Энциклопедии 1891 года, переизданной по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II в 1990 году: « Мытарь - сборщик Римских податей и пошлин. Главные сборщики этих податей пользовались большим влиянием и доверием; но их помощники часто замечались в хищении и вымогательстве и считались притеснителями, грешниками и ворами, так что нередко иудеи не позволяли сим последним даже входить в храм или в синагоги и участвовать в общественных молитвах и богослужениях. Для сбора пошлин устраивались и содержимы были римлянами особенные домы, соответствовавшие некоторым образом нашим таможням. Главные сборщики, снявши права сбора податей на откуп, передавали права свои другим, а эти нанимали разных людей из низшего класса и им поручали сбор, вследствие чего возникали различные несправедливости, обманы и насилия. У евреев понятия - грешник, язычник и мытарь значили почти одно и то же. Во время Спасителя в Иудее было много мытарей»16. Если бы Христос следовал требованиям фарисеев, он не общался бы с теми, кого мы сегодня именуем работниками налоговых служб - на том основании, что постоянное соприкосновение с презренным металлом навсегда осквернило их. Однако Христос беседует с ними за совместной трапезой. Едва ли мытари страдают физическими недугами: в этом случае их не наняли бы для исполнения ответственной службы. Тем не менее, Христос говорит фарисеям, что он врачует мытарей. Они, мытари, потому и пришли беседовать с ним, что их души не знают покоя. Вывод можно сделать только один: врачеванию подлежат души всех людей, совершенно не зависимо от того, богаты они или бедны, успешны или немощны. * * * Истинный христианин должен относиться к деньгам и иным признакам успеха в этом мире безразлично: царство Божье - не от мира сего. Христианские добродетели не связаны ни с богатством, ни с его отсутствием. Нет у тебя денег - не беда. Богатства, которые предлагаются тебе, значительно более ценны. Никакой вор у тебя их не украдет. Есть деньги - тоже неплохо. Их можно потратить на богоугодное, благое дело. Деньги - не добро и не зло. Они вообще не считаются истинным христианином существенной ценностью. Поэтому никаких предпочтений в христианской любви ни бедные, ни богатые не заслуживают. Так что настоящий врач, которого веками призывают подражать Христу, должен быть совершенно безразличным к тому, богат или беден его пациент, успешен он в жизни или неуспешен. Врач не должен держаться никакой идеологии. Он не должен призывать к обогащению, но и не должен ратовать за отъем богатств этого мира и за раздачу их бедным. Врач не может быть ни социалистом, ни консерватором. Подходя к больному, он должен напрочь забыть о своих политических взглядах - а еще лучше вообще не иметь их. Именно такое мнение высказал в свое время А.И.Герцен, приводя следующий диалог: « - Вы социалист? - Я доктор медицины. - Это не мешает. - Мешает, и очень. Быть разом больным и врачом - дело плохое. Одилон Барро говорил, что закон не знает бога, а уж врач и подавно не должен иметь никакой религии, иначе он неодинаково будет относиться к больным».17 * * * Психолог, действительно, во многом похож на врача. И, прежде всего, тем, что главная его задача - помогать людям жить. ( Ничего исключительного в этой задаче, впрочем, нет. Точно такова же главная задача булочника, сапожника и юриста.) Помощь психолога - точно так же, как помощь врача - не может быть избирательной. Он не может отказывать в ней людям успешным, всецело сосредоточившись на заботе о немощных и неудачниках. Истинный психолог живет по ту сторону успехов и неуспехов - или того, что принято считать ими. Его царство - тоже не от мира сего, если понимать под этим миром суетный и суетливый мир повседневности. Психолог занят внутренним миром человека, а не миром внешним. Он знает, что высшая ценность для человека - это душевный покой и согласие с самим собой. * * * Итак, первая причина того, что коучинг действительно возник не на том пути, по которому шла до сих пор психология и медицина - это особенности менталитета психологов и врачей. У них на протяжении многих веков сформировали совершенно иную «самоочевидную» установку, заставлявшую их считать серьезные проблемы успешных людей несерьезными. Вопреки тому, чего требовал от врачей А.И. Герцен, они все же были - где-то в глубине души, в сфере уже-не-осознаваемого - именно социалистами - в том смысле, что всегда ставили превыше всего интересы слабых и немощных. А потому ни психология, ни медицина просто не имели никакого опыта оказания помощи успешным людям. Именно по этой причине коучинг с его заботой о сильных и успешных людях возник в стороне от магистральной линии развития медицины и психологии. Именно по этой причине медики и психологи не открыли коучинга и по сей день относятся к нему с некоторым недоверием. Но эта причина - не единственная. Есть еще и вторая, ничуть не менее важная.
|