Лев Николаевич толстой война и мир (продолжение) поэзия
скачать
^ Лев Николаевич ТОЛСТОЙ ВОЙНА И МИР 1 XXVII  назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m-lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу. В столовой, громадно-высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно-сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет. – Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему. Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению. – У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! 2 Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома. В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из-под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку. – Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь. Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул. – Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо! Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами. – Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он. Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни. – La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleuré les larmes de ses yeux, 3 – говорила она, всё более и более оживляясь. По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу. – Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте-то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали. Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет. – Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора. И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая-то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его. – Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться? – Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!... Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов... Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс-кригс-вурст-шнапс-рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс-кригс-вурст-раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый-Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!... Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!... – Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё-таки великий полководец! – Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит. – Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор. Князь опять засмеялся своим холодным смехом. – Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал. И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов. – Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой-то, где он показал себя? – Это длинно было бы, – отвечал сын. – Ступай же ты к Буонапарте своему. M-lle Bourienne, voilà encore un admirateur de votre goujat d'empereur! 4 – закричал он отличным французским языком. – Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. 5 – "Dieu sait quand reviendra"... 6 – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из-за стола. Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из-за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату. –Сomme c'est un homme d'esprit votre père, – сказала она, – c'est à cause de cela peut- être qu'il me fait peur. 7 – Ax, он так добр! – сказала княжна. ^ 1 Продолжение, начало в печатном "Ликбезе" № 4-7, 10-14 и в электронном "Ликбезе" № 4-30. 2 [поддаваться этой мелочности!] 3 [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] 4 вот еще поклонник вашего холопского императора... 5 Вы знаете, князь, что я не бонапартистка. 6 [Бог знает, вернется когда!] 7 Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого-то я и боюсь его. ПОЭЗИЯ БАДЖО ^ (подборка стихов) Посвящается Вячеславу Корневу, Михаилу Гундарину, Владимиру Токмакову, Андрею Коробейщикову, а также доктору К., чье имя оставлю в секрете. * * * Подскажи мне, мой друг, почему мое Солнце погасло? Почему моя жизнь так настойчиво душит меня? Кто подлил в мой душевный огонь ядовитое масло? Почему приключения больше меня не манят? Мне б отдать свою молодость песням, веселью и страсти, Только радости мне в этой жизни уже не видать. Я состарилась в двадцать, и сердце распалось на части. Боже мой! Я почти разучилась мечтать!.. Да, я знаю, талант не пропьешь и не спрячешь под землю. Но зачем он мне нужен, когда на душе тяжело? Изливать свои муки в стихах, ждать, что им кто-то внемлет? Или, может, писать про любовь – просто так, всем назло? Не проси, ангел мой, я писать про любовь не желаю! Я забыла о ней, так зачем сочинять ерунду? Укажи лучше мне покороче дорогу до рая, А то вдруг заблужусь ненароком и в ад попаду. Но я знаю, ты мне ничего не ответишь, - и ладно! Улыбнешься, как всем (что ж, спасибо тебе и на том!). Ну и пусть в моей жизни пропащей не все шоколадно, Это только сейчас. Мы посмотрим, что будет потом. 2005 * * * Неизреченный, дай мне крылья! Я так устала быть земной. Мои ступни покрыты пылью, Хочу я улететь домой. Хочу домой, туда, где ветер Играет в волосах моих, Где, если встанешь на рассвете, Увидишь сотни золотых Забавных рыбок, что искрятся, Плескаясь в солнечных струях. И только там, на небе, снятся Мне сны о радужных дворцах. Прости меня! Да, ты мне дорог, Но дай мне крылья, я прошу! А там посмотрим, может, скоро Тебя к себе я приглашу. 2006 * * * Хочу сказать я (Господи, спаси От пагубных последствий откровения) Гундарину отдельное «мерси» За то, что гений вдохновляет гения. 2006 * * * Поцелуй меня, пожалуйста, при встрече, Но не как всегда, не машинально. Поцелуй как в самый первый вечер – Крепко, страстно и чуть-чуть нахально. 2006 * * * Я знаю, что так не бывает, Но хочется верить и ждать: Вдруг лед в его сердце растает, И счастье вернется опять. Таро, бесполезные карты, Не могут судьбу изменить. Ворона, ты можешь не каркать. Кукушка, молчи, мне не жить. Я знаю, мы вместе не будем, Но я не могу без него. Вот так и ломаются судьбы. И это обидней всего! 2006 * * * В твоих глазах безбрежность океана. В твоих глазах холодный блеск звезды. Всю жизнь мечтала я о дальних странах, Не зная то, что где-то рядом ты. Ты волк степной, ты одинок и мрачен. А я безумству отдаюсь сполна. Быть может, ты судьбой мне предназначен? А если нет, останусь я одна. Ведь и в моих глазах бушуют волны. Ведь и в моих глазах сиянье звезд. Мне надоело быть как ветер вольной. Я знаю, что наш мир не так уж прост. Ведь и мои глаза полны печали, Но ты заполнил сердца пустоту. Я очень сильно по тебе скучаю. Я на край света за тобой пойду. 2006 * * * Я божественность Вашу любовью своей заземлю. Да, Вы – ангел, и мне Вы почти недоступны. Но что делать, коль я Вас так сильно люблю? Лично мне это чувство не кажется чем-то преступным. Я не требую жертв, и взаимности я не ищу. Но (не стану скрывать) я мечтаю, ведь это не вредно. Я последнюю птицу надежды на волю пущу И останусь ни с чем, одинокой, печальной и бедной. 2006 * * * Пусть не мне ты подарен судьбой, А какой-то чужой и далекой, Я хочу быть навеки с тобой… И таинственной ночью глубокой Я тебе посылаю свой сон: Мы гуляем по дивному саду, Слышим неба божественный звон И любуемся алым закатом. В этом мире с тобой мы одни, Здесь есть все, что душа пожелает: Дивный сад и заката огни… Я тебе этот сон посылаю. Может, встретив меня в этом сне, На мгновенье счастливей ты станешь, И, проснувшись потом рядом с ней, Ты любить меня не перестанешь. 2006 * * * Моя юность в венчике из роз, Моя нежность, миллион терзаний… Я переплывала море слез, Чтоб постигнуть тайны мирозданий. Я жила и в сказках, и в мечтах, И в забытых всеми древних книгах. Я искала, преодолевая страх, Вечность, обернувшуюся мигом. 2006 Михаил ГУНДАРИН ^ (подборка стихов) СТАРЫЙ НОВЫЙ ГОД Паулю Госсену I Над твоим теремком разноцветный дым. В сенках шею сломаешь, да словишь кайф. Ключевая фраза здесь: молодым Молодое. Для рифмы добавим rifle. Все одеты в ружья, любой - патрон. Тот, кто в облаке, вправе спустить курок. Невозможное брызжет со всех сторон, Невозможнее – между строк. Нынче вспомнить об этом – как будто тень Свою сдать в химчистку. Ей страшно там, Износившейся, как ремень Упомянутых джинсов, что тоже – хлам. II Если вправду над нами пустой эфир, Сохраняющий все ледяной архив, Не портвейн он по плотности, но кефир, И попавший в него поневоле жив. Хочешь встретиться с телом, погрязшим здесь – Спиритический, что ли, купи трельяж. Перед тем, как увидеть, используй смесь - Обнаружишь одну из своих пропаж Похудевшей на дюжину килограмм. Имена не важны, ибо случай прост - Ты выходишь из рамок, а он - из рам, Беспокойный юноша в полный рост. III «Каково во льдах?» «Да пошел ты на х., Провисевший жизнь чебурашкин мех». Этот правильный голос в любых мирах Вразумляет заблудших всех, Возвращает сюда, где накрытый стол И компания за столом Будет петь о том, кто себя нашел И не думает о другом. Но я вновь о времени главных книг, Повидавших все небольших квартир. Где герои прикусывали язык, Мы - ловили в сеть, рифмовали мир IV В полутемных подъездах. Ты помнишь, нет, Говоривших «да» в неурочный час? Милицейский патруль или прошлых лет Саблезубая сволочь настигла нас. Я об этом писал много раз подряд, Снегом слов набивая привычный рот. А сегодня, оглядываясь назад, Говорю, что пора вперед. Только новое вправе так тратить речь И выплескивать лишнюю кровь из ран. На халяву данного - не беречь, Под любую ночь подставлять стакан V Было музыкой, музыкой, стало тьмой, Золотого похмелья четвертым днем. Так давай еще по одной, Отправляясь своим путем. Расходясь по своим путям, Уточнишь ты – и вправду так. Возвращайся к своим гостям, Объясняй им и этот знак. Он в последнем автобусе, носом в снег, В новогоднем безумии городском, Где случайный старится человек В вечность, думал, в ночь, оказалось - в дом.
|
Ваша оценка этого документа будет первой.
Ваша оценка: 